После развода не полюбим - Алсу Караева

— Нет, — отвечает Хайат, подходя ближе. Останавливается в нескольких шагах от кровати. — Нам нужно поговорить.

— Не о чем говорить.

— Я думаю, есть о чём.

Она наконец оборачивается. Лицо осунувшееся, глаза красные. Беременность не красит её, она выглядит измождённой, будто несёт непосильную ношу.

Хайат чувствует укол чего-то похожего на сожаление. Быстро подавляет.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, и голос звучит ровно, профессионально.

— Какая тебе разница? — Камилла отворачивается обратно к стене.

— Мне не всё равно.

— Почему? — она смеётся, но смех выходит горьким, надломленным. — Потому что я твоя бывшая жена? Или потому что лежу в твоей больнице?

— Потому что ты носишь моего ребёнка.

Слова повисают в воздухе. Они тяжёлые и неоспоримые.

Камилла замирает. Не отвечает. Молчание растягивается.

— Это мой ребёнок, Камилла, — повторяет Хайат, делая ещё шаг. Видит, как напрягается её спина. — Я это знаю. Ты это знаешь. Хватит лгать.

— Это не твой ребёнок, — шепчет она, но слова звучат неубедительно даже для неё самой.

— Ты была беременна, когда мы разводились, — продолжает он неумолимо. — Почему не сказала?

— Потому что это не твоё дело!

— Не моё дело? — Хайат чувствует, как гнев снова поднимается. Старается сдержаться, не повышать голос. Здесь, в этой палате, она выглядит такой хрупкой. Больной. Ему не хочется причинять ей боль. Но ему нужны ответы. — Это мой ребёнок, Камилла. Мой. У меня есть право знать.

— У тебя нет никаких прав! — она оборачивается резко, и он видит слёзы на её щеках. — Ты от меня ушёл! Ты выбрал другую! У тебя своя семья, свои дети!

— Это не отменяет моих прав на этого ребёнка.

— Ты хотел, чтобы я исчезла из твоей жизни, — голос Камиллы срывается. — Вот я и исчезла. С ребёнком.

— Ты обязана была мне сказать, — настаивает Хайат, и в его тоне звучит сталь. — Скрывать ребёнка от отца это... это преступление.

— Преступление? — она смеётся сквозь слёзы. — Преступление это завести любовницу, а потом бесчеловечно бросить жену! Это предать человека, который любил тебя двенадцать лет!

— Я не знал, что ты беременна!

— И я не знала! Узнала за два дня до того, как ты объявил о разводе! — Камилла садится на кровати, обхватывает живот руками. — Я хотела тебе сказать. В тот вечер, после концерта. Хотела поделиться радостью. А ты... ты сказал, что Рабия беременна. Чтобы я уходила.

Хайат молчит. Воспоминание о том вечере острое и болезненное. Он помнит её лицо. Помнит, как она пыталась что-то сказать, но он не дал ей говорить. Был слишком занят своими планами, своими решениями.

— Я не мог тебе сказать, — продолжает Камилла, и голос становится тише. — Не хотела, чтобы ты остался из жалости. Или из чувства долга. Ты сделал выбор. Я приняла его.

— Это был не твой выбор, — говорит Хайат жёстко. — Ты не имела права решать за меня.

— А ты имел право решать за нас обоих?

Вопрос повисает между ними. Хайат не находит ответа.

Он подходит к окну, смотрит на ночной город. Огни зданий, машины на дорогах. Жизнь продолжается, безразличная к их драме.

— Что ты хочешь от меня? — спрашивает Камилла устало. — Зачем пришёл?

— Я хочу участвовать в жизни ребёнка, — отвечает он, не оборачиваясь. — После рождения. Хочу быть отцом.

— У тебя уже будут дети. Двое. От Рабии.

— Это не значит, что я откажусь от этого.

— Я не хочу твоих денег, — говорит Камилла, и в её голосе столько гордости, что он невольно восхищается. — Не хочу твоей жалости. Мы справимся сами.

— Это не обсуждается, — Хайат оборачивается, смотрит на неё прямо. — Я возьму на себя все медицинские расходы. Лучшие врачи, лучшая палата, всё, что нужно.

— Я не приму.

— Примешь, — его голос не терпит возражений. — Потому что это касается не только тебя. Это касается ребёнка. Моего ребёнка. И у меня такие же права на него, как у тебя.

— Нет, — Камилла качает головой. — Ты потерял эти права, когда ушёл.

— Мое решение не обсуждает, – жестко отрезает Хайат.

Они смотрят друг на друга. Напряжение между ними такое плотное, что можно резать ножом.

Хайат сжимает кулаки. Хочет крикнуть, сломать эту стену, которую она возвела. Но видит, как она бледнеет, как рука инстинктивно ложится на живот. Видит страх в её глазах. Не страх перед ним, страх за ребёнка.

Делает глубокий вдох. Заставляет себя успокоиться.

— Камилла, — говорит он тише, — я не хочу с тобой воевать. Хочу только... хочу быть рядом. Для ребёнка...

Хайат хочет продолжить, чтобы убедить бывшую жену, но в этот момент дверь распахивается. В палату врывается Рабия.

Беременная, с огромным животом, с покрасневшим от слёз и ярости лицом. Она смотрит на Камиллу, потом на Хайата.

— Это правда? — кричит она, и голос эхом разносится по палате. — Она беременна? От тебя?

Хайат закрывает глаза на секунду. Только этого не хватало.

— Рабия, — начинает он, — успокойся. Тебе не стоило приходить сюда, – быстро подходит к жене.

— Не говори мне, что мне нельзя! — она отходит в сторону, тыкает пальцем ему в грудь. — Вся больница говорит! Твоя бывшая жена, беременная, лежит в твоей больнице! — И что? — Рабия оборачивается к Камилле. Смотрит на неё с ненавистью. — Решила вернуться? Думаешь, ребёнок тебе поможет?

— Рабия, хватит, — Хайат хватает её за руку, сжимает крепко. Слишком крепко, судя по тому, как она морщится. — Выйди. Сейчас же.

— Но...

— Я сказал, выйди, — его голос становится ледяным. Тот самый тон, которым он разговаривает с подчинёнными, когда терпение на исходе. — Это не твоё дело.

— Не моё дело? — Рабия вырывает руку, смотрит на него с недоверием. — Я твоя жена! Она носит твоего ребёнка! Как это может быть не моим делом?

Хайат делает шаг к ней. Возвышается над ней, использует своё физическое превосходство, чтобы показать серьёзность намерений. Видит, как она непроизвольно отступает.

— Слушай меня внимательно, — произносит он медленно, отчётливо. — Больше никогда не приходи сюда. Не устраивай сцен в