После развода не полюбим - Алсу Караева

— Хайат, я...

— Если ты ещё раз появишься здесь без моего разрешения, — продолжает он, не повышая голоса, но каждое слово звучит как удар, — я буду разговаривать с тобой совсем по-другому. Ты меня поняла?

Рабия смотрит на него широко раскрытыми глазами. В них читается шок, страх, непонимание. Она видит перед собой не того мужчину, который нежно целовал её по утрам. Она видит доктора Алиева. Заведующего отделением. Человека, которому подчиняются без вопросов.

— Я... я поняла, — шепчет она, и голос дрожит.

— Тогда иди домой. Отдыхай. Тебе нельзя нервничать.

Рабия кивает, пятится к двери. Бросает последний взгляд на Камиллу, которая лежит, отвернувшись к стене. Потом исчезает в коридоре.

Хайат слышит её быстрые шаги, потом тишину.

Оборачивается к Камилле. Она всё так же лежит спиной к нему.

— Камилла, — начинает он.

— Уйди, — её голос глухой, задушенный подушкой. — Просто уйди, Хайат. Пожалуйста.

Он стоит, глядя на её спину. Хочет подойти, коснуться, сказать... что? Что он может сказать, чтобы исправить это?

Ничего.

Разворачивается и выходит из палаты, закрывая за собой дверь.

В коридоре пусто. Только медсестра в дальнем конце что-то пишет в журнале. Хайат идёт к ординаторской, но на полпути останавливается.

Прислоняется к стене, закрывает глаза.

Что он наделал?

Впервые за много лет Хайат Алиев не знает ответа на этот вопрос.

Глава 20

Рабия врывается в квартиру, хлопая дверью так громко, что эхо разносится по всему коридору. Руки дрожат, когда она сбрасывает туфли, не глядя, куда они падают. Одна ударяется о стену, оставляя след.

Ей всё равно.

Голова раскалывается. Сердце колотится так сильно, что больно в груди. Дети под сердцем толкаются беспокойно, словно чувствуют её состояние.

Как он посмел? Как посмел разговаривать с ней так, словно она... словно она никто?

Слёзы жгут глаза, но она больше не позволит им течь. Не сейчас. Нужно взять себя в руки, успокоиться, подумать.

Идёт в гостиную, собираясь упасть на диван и... и что? Плакать? Звонить подругам? Жаловаться?

Но на пороге гостиной замирает.

На диване сидит женщина. Полная, с начёсом на волосах, в ярко-розовом костюме с золотыми пуговицами. Много украшений, кольца на каждом пальце, массивное золотое колье, браслеты, которые звенят при каждом движении. Одежда дорогая, брендовая, но сидит как-то неуклюже, словно женщина всё ещё не привыкла к этому образу.

— Мама? — выдыхает Рабия, и в голосе смесь удивления и страха. — Что ты здесь делаешь?

Женщина поднимается с дивана, расправляя складки юбки. Лицо строгое, недовольное, тёмные и проницательные глаза оценивающе скользят по дочери.

— Здравствуй, дочь, — говорит она, и в голосе нет ни капли тепла. — Вот уже и встречают меня. Как чужую.

— Нет, мама, я просто... — Рабия заставляет себя улыбнуться, подходит, целует мать в щёку. — Я не ожидала. Почему не предупредила, что приедешь?

— Так я теперь должна предупреждать? — мать садится обратно, складывает руки на коленях. Жест властный, требующий подчинения. — Чтобы навестить единственную дочь, нужно разрешение просить?

— Нет, конечно нет! — Рабия быстро садится рядом, берёт мать за руку. — Мама, ты что? Ты в любое время можешь приезжать. Просто... я бы приготовилась. Встретила тебя как надо.

— А сейчас не как надо? — мать смотрит вокруг, оценивающе. — Квартира чистая. Богатая. Всё, как я и хотела для тебя.

Рабия кивает, но внутри поднимается паника. Мама здесь. Именно сегодня, когда всё рушится. Когда она только что выяснила, что бывшая жена Хайата беременна. Что её идеальная жизнь даёт трещины.

Мама не должна этого знать. Никогда.

— Я сделаю чай, — говорит Рабия, вскакивая. — Ты, наверное, устала с дороги. Сейчас всё приготовлю.

— Сиди, — приказывает мать, и Рабия автоматически опускается обратно на диван. Старая привычка подчиняться этому голосу. — Не суетись. Поговорим сначала.

— О чём, мама?

— О жизни твоей. О муже, — мать наклоняется ближе, и Рабия чувствует знакомый запах дешёвых духов и чего-то ещё, чего она не может определить. Запах детства. Страха. — Как он к тебе относится? Хорошо?

— Очень хорошо, — торопливо отвечает Рабия. — Хайат... он замечательный муж. Заботливый. Внимательный.

— Даёт деньги?

— Конечно. На всё, что нужно.

— И тебе позволяет посылать мне?

Рабия кивает. Каждый месяц она переводит матери крупную сумму. Хайат не возражает, хотя и не спрашивает, на что идут эти деньги.

— Хорошо, — мать откидывается на спинку дивана. — Значит, ты всё делаешь правильно. Держишь его довольным.

— Стараюсь, мама.

— Но почему ты такая бледная? — Мать вдруг хватает её за подбородок, поворачивает лицо к свету. Пальцы сильные, безжалостные. — Плакала? Что случилось

— Ничего! — Рабия высвобождается, потирает подбородок. — Просто устала. Двойня тяжело даётся.

— Устала, — повторяет мать недоверчиво. — Или муж тебя расстроил?

— Нет, мама, всё хорошо...

— Не ври мне, — голос становится жёстче. — Я вижу, когда моя дочь лжёт. Что случилось?

Рабия опускает глаза. Руки сами собой складываются на животе, защищая детей. Всегда, когда мама повышала голос, всегда Рабия принимала эту позу. Защитную. Покорную.

Вспоминает детство в деревне. Маленький дом, где они жили впятером, она, мама, младшие братья, отец, который пил и бил. Мама, которая била не меньше отца. За каждую провинность. За грязную посуду. За плохие оценки. За слишком громкий смех.

Ремень. Рука. Иногда скалка.

Рабия научилась молчать. Терпеть. Не плакать, потому что слёзы только злили мать больше.

Потом отец умер. Жизнь не стала легче. Мать решила, что дочь должна выбиться в люди. Любой ценой. Устроиться на работу в город. Найти богатого мужа. Вытащить семью из нищеты.

И Рабия старалась. Изо всех сил старалась. Поступила в медицинский. Работала в больнице. И встретила Хайата. Красивого, успешного, богатого. Женатого.

Но мама говорила: "Неважно, что женат. Важно, что он тебя хочет. Используй это. Забеременей. Он не бросит беременную".

И Рабия послушалась. Как всегда послушалась.

Долго не получалось забеременеть, хотя лгала, что принимает таблетки и прокалывала презервативы. И она нашла возможность.

И это сработало.

Хайат ушёл от жены. Женился на ней. Дал ей квартиру, деньги, статус.

Мама была довольна. Наконец-то довольна.

Но теперь... теперь всё под угрозой.

— Рабия, — мать хватает её за запястье, сжимает. — Я жду