В Рождество звезды светят ярче - Софи Жомен

– Ладно, ладно, можешь не продолжать, все ясно, Жюли. Но пока не поступит других приказаний, Агата и Александр Артман – насколько мне известно, не какие-то бонобо. Так что отменяйте ваше нелепое пари, а то я огорчусь.

Жюли пожимает плечами.

– Что ты сделаешь? Наябедничаешь Агате?

Жозефина не спеша собирает свои вещи, надевает пальто и отвечает:

– Брось, я не доносчица. Пари у вас дурацкое, но я никому про него не расскажу.

И, не оглядываясь на коллег, она покидает комнату отдыха.

Она выходит из «Галереи» и останавливается на тротуаре. Часы бьют час дня. Холодный ветер, дувший в последние дни, улегся, падают первые за зиму снежинки. Она поднимает воротник пальто и с детской радостью подставляет ледяным кристалликам лицо.

«Агата Мурано и Александр Артман вместе? – думает она. – Не бывать этому!»

9

– Признавайся, что стряслось? – набрасывается Агата на Жозефину, входящую к ней в кабинет в понедельник после обеда.

Но молодая ассистентка только качает головой и удрученно молчит.

Время на телефоне Агаты – 14:45. Он должен быть здесь не позднее трех!

– Наверное, народ уже собрался? – взволнованно спрашивает она.

– Да. Не хочу тебя пугать, но там уже десятка три детей с родителями.

– Столько в шале не поместится!

Жозефина улыбается.

– Я раздала пригласительные билеты. Первые двадцать зайдут, как только он появится, остальные – потом. Об этом можешь не беспокоиться.

– Да, но пик посещения придется на 16:30, столько народу нам не сдержать.

– В первый день соберутся не все, – уверенно поправляет Агату Жозефина. – Но нужно найти решение на случай появления фальшивых билетов.

– Я этого не допущу! – обещает Агата.

Она все поставила на этот аттракцион, израсходовала средства, о которых сначала не могла и мечтать. Франк Дюмон, финансовый директор, пошел ей навстречу только благодаря настойчивости Жоржа Артмана. Она хорошо знает, что он не простит ей провала.

– Между прочим, на кону мое место…

– Перестань, Агата! Ты только что сменила ответственную за мероприятия на детском этаже. Никто тебя не уволит, это не твоя профессия, просто за такой короткий срок они никого другого не нашли бы. Выше голову, все будет хорошо, вот увидишь!

– Будем надеяться… Возьму с собой побольше шоколадок, чтобы ребятня потерпела еще. Идем!

Две женщины бегут на четвертый этаж. Прежде чем появиться на арене, они задерживаются перед лифтом и смотрят поверх витой ограды балкона. Сказать, что первый день «Феерий» проходит успешно, – ничего не сказать! Все этажи универмага переполнены людьми. Всем нравятся современные украшения «Галереи», на которых настоял Александр Артман. Энтузиазм покупателей радует персонал, одна Агата недовольно стискивает зубы. В полдень к ней заглянул Франк Дюмон, чтобы сообщить с улыбкой до ушей, что цифра посещений магазина выросла по сравнению с прошлым годом вдвое.

Аллилуйя!

– Вот он, вот он!

Жозефина и Агата дружно оборачиваются. Из-за огромной белой елки, установленной рядом с шале, появляется под дружные аплодисменты сотрудников магазина и заждавшейся за ограждением безопасности детворы роскошный Рождественский Дед. Не опоздал! Одной рукой в белой рукавице он машет сотрудникам, в другой у него контейнер-переноска.

– Откуда он взялся? – обращается Жозефина к Агате, только-только миновав вместе с ней дверь лифта.

– Приехал на эскалаторе.

Жозефина хмурится.

– Он умеет быть невидимкой, прошмыгнул мимо нас, а мы и не заметили.

Может быть… Агате некогда недоумевать, так она довольна, что они дождались Рождественского Деда. Его красное облачение и снег на плечах вызывают у нее радостную улыбку. У него розовые щеки, брюхо торчком, густая белая борода. Принимая его у себя в кабинете, она отдала должное невероятному юмору семидесятилетнего актера, его способности вызвать к себе доверие. Он сразу ее очаровал.

– Надо же, настоящий Дед Мороз! – восторгается Жозефина.

– Он самый! – подхватывает Агата. – Добро пожаловать, дедушка с котом!

Они пробираются сквозь толпу к Рождественскому Деду, уже полностью вошедшему в роль.

– Хо-хо-хо! Здравствуйте, мальчики и девочки! – приветствует он своих горячих поклонников и поклонниц.

– Какой голос! – восклицает Жозефина. – В точности как у Рождественского Деда на киноэкране. Как зовут того американского актера?

– Морган Фримен.

– Обалдеть!

– Видишь, я тебя не обманывала насчет него! – смеется Агата.

– Ты только на него посмотри! – восторгается ассистентка. – Эта белая борода, эти алые щеки, это брюшко – так и хочется положить на него голову.

Агата удивленно поворачивается к своей ассистентке.

– Извини, перегнула палку, просто я всегда души не чаяла в Рождественских Дедушках. Честно тебе скажу, этот – лучший!

– Все, а теперь молчи! – приказывает ей Агата и протягивает Деду руку. – Приветствую, Дедушка Мороз, рада вас видеть. Признаюсь, вы заставили нас поволноваться, но, слава богу, теперь вы здесь. Познакомьтесь, это Жозефина Роже, моя ассистентка.

Актер горячо жмет Агате руку, потом переносит внимание на Жозефину.

– Рад знакомству, мадемуазель Роже.

Агата внимательно к нему приглядывается. Его грим и все остальное безупречно: веселые глазки под круглыми очечками, начищенные сапоги, широкий коричневый пояс с резной железной пряжкой. Не Рождественский Дед, а само совершенство! Дети от него в полнейшем восторге. Они тоже никогда еще не видели настолько подлинного Деда Мороза.

– Следуйте за мной, месье Клаус, – обращается к нему Агата. – Я покажу вам ваш дом.

Они входят в чудесное открытое шале с тысячью теплых огоньков, с разноцветными подушками, с ломящимися сладостями и печеньем полками, с очагом, искусственное пламя в котором даст фору настоящему.

При виде кресла-качалки Николя Клаус восклицает:

– Это невероятно, мадемуазель Мурано, вы в точности воспроизвели мою гостиную!

Агата и Жозефина украдкой переглядываются. Его гостиная? Наверное, он так вжился в роль, что дети не зря потратят свои денежки.

– Садитесь, пожалуйста. Если вам нужно больше подушек, мы принесем еще.

Вместо ответа из клетки-переноски раздается душераздирающее мяуканье.

– О, месье Скрудж, где моя голова? – восклицает Дед Мороз и распахивает дверцу контейнера.

– Вы назвали кота Скруджем? – спрашивает опешившая Агата.

– Да, – отвечает Дед, доставая из переноски великолепного черного кота. – У кого еще черпал вдохновение Чарльз Диккенс? Не бойтесь, если с Месье Скруджем обращаются ласково, он ведет себя паинькой.

Кот садится и лижет себе лапу, с безразличном видом засунув под нее голову. Его шерстка мерцает, как обсидиан, кончик хвоста настолько бел, что Агата, будь на то ее воля, нарекла бы кота «Кисточкой». Он, прервав свой туалет, поднимает на двух женщин изумрудные глаза со свойственным всей кошачьей породе высокомерием, а потом возвращается к прежнему занятию.

Агата смотрит на часы.

– Что ж, месье Клаус, кажется, мы