Измена. Игра на выживание - Луиза Анри

дистанцию до минимума. Его дыхание коснулось ее лба. — В моем мире... вопросы о прошлом... — Пауза повисла, как нож над шеей. —...смертельно опасны. Для спрашивающего. — В словах не было крика, только абсолютная, леденящая уверенность. Но в глубине его ледяных глаз, так близко от нее, вспыхнула и тут же погасла искра такой нечеловеческой, звериной боли, что Оливия инстинктивно отшатнулась, задев спиной розовый куст. Шипы впились в легкую ткань ее платья.

Его слова, этот ледяной тон, эта вспышка чужой, но до жути знакомой агонии — все это разорвало плотину ее собственных, годами сдерживаемых чувств. Горе, ярость, несправедливость — все вырвалось наружу с силой взрыва. Она не плакала — она кричала в лицо его угрозам и своей боли:

— Не смейте... — Ее голос, низкий и хриплый от сдерживаемых слез, прозвучал неожиданно четко в тишине сада. Его дыхание все еще касалось ее лба, но она не отшатнулась. Шипы роз впивались в спину, но эта боль была ничтожна. — Не смейте говорить мне об опасности вашего мира. — В ее глазах, устремленных прямо в его ледяные зрачи, горела недетская, выстраданная ярость. — Вы знаете, что такое настоящая опасность? Это не ваши тайны. Это — потерять все. В восемнадцать. Мать. Отца. За один миг. Из-за пьяного ублюдка на машине, которая стоила больше, чем их жизни. — Каждое слово падало, как камень. Слезы текли по ее лицу, но голос не дрогнул. — А его... его деньги, его связи... Они просто стерли его вину. Суд? Фарс. Он выжил. Они — нет. Это — опасность. Неизбежная. Бессмысленная. — Она сделала шаг навстречу, невзирая на его близость. — Ваши угрозы... Они пугают детей. А я... я живу с этой болью внутри. Каждый день. Каждое утро просыпаюсь с ней. Каждый вечер ложусь. И так — всю жизнь. Так что не говорите мне об опасности. Вы понятия не имеете, что это такое. Не знаете, каково это — когда боль нельзя купить, нельзя запереть в стенах особняка. Она просто... живет в тебе. Навсегда.

Она замолчала, задыхаясь, тело трясло от выплеснутой ярости. Она стояла перед ним, маленькая и сломленная горем посреди его роскошного сада, только что бросившая ему в лицо свою самую страшную правду.

Тишина сада стала оглушающей. Даже птицы примолкли. Ян не шевелился. Его каменное лицо дрогнуло. Лед в глазах растаял, обнажив шок, ярость, и — главное — узнавание. Он смотрел на нее не как на заложницу или докторшу, а как на человека, израненного жизнью так же глубоко и бесповоротно, как и он сам. Как на того, кто знал цену потерь, цену несправедливости, которую не исправить ни деньгами, ни страхом, ни властью.

Вечность длился этот взгляд. Потом он медленно, почти неощутимо кивнул. Голос, когда он заговорил, был тихим, хрипловатым, лишенным прежней угрозы, но бесконечно усталым и... обнаженным.

— Значит... — он произнес с усилием, словно слова резали горло, — ты понимаешь... цену потерь. Хорошо. — Он перевел взгляд на растоптанную им розу, потом снова на ее заплаканное, но все еще гордое лицо. — Это... упрощает.

Он не рассказал свою историю. Не произнес ни слова о своей боли. Но воздух между ними переменился. Враждебность, страх, натянутость отступили, уступив место тяжелому, но неожиданно искреннему молчанию, пронизанному пониманием общей бездны. Оливия увидела в этом властном "Пахане" израненную душу. Ян увидел в своей пленнице не жертву, а сильного, несломленного человека, носящего такую же незаживающую рану. Мост из общей боли был возведен среди роз и шипов.

Ян вдруг резко повернулся и направился прочь по садовой дорожке. Пройдя несколько шагов, он остановился, не оборачиваясь.

— Библиотека, — бросил он через плечо, его голос снова обрел привычную твердость, но без прежней ледяной ноты. — Большая комната в западном крыле. Ключ у Тихона. Скажи — я разрешил. — Он слегка повернул голову, профиль был резок на фоне заката. — Читай, Дорогуша. Умной голове лишние знания не повредят. Особенно в этом зверинце.

Глава 23

Оливия сидела у окна, бессмысленно глядя на книгу в руках — подарок доступа от Яна. Мысли путались: страх, непонимание его мира, и это жгучее, нежеланное сочувствие к раненому зверю. Вчерашнее «Ты понимаешь...» эхом отдавалось в тишине.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. На пороге стояла немолодая женщина с бесстрастным лицом — Лидия, экономка виллы. В руках она держала аккуратно сложенную стопку одежды.

— Оливия Макаровна, — голос Лидии был ровным, без интонаций. — приказали обеспечить вас всем необходимым. Вещи из вашей квартиры доставлены. И... кое-что новое. На случай, если понадобится выйти. — Она положила стопку на кровать рядом с уже привезенными чемоданами Оливии. На самом верху лежало платье. Не кричащее, не вызывающее, а именно то, что могла бы выбрать себе Оливия: из мягкого, молочного оттенка шелка, простого кроя, с изящным воротником-стойкой и длинными рукавами. Элегантное. Скромное. Дорогое. Кто купил? Вопрос повис в воздухе. Ян? Тихон, исполняя приказ? Экономка по своей инициативе? Лидия не пояснила, лишь кивнула и удалилась.

Оливия сжала шелковую ткань в кулаке. Это не подарок. Это часть золотой клетки. Униформа для пленницы, которую иногда выводят в свет. Горечь смешалась со странным трепетом. Платье было... ее. Кто бы ни выбрал, тот увидел ее. Это пугало больше, чем грубая сила.

Звук шагов и приглушенных голосов внизу вывел ее из раздумий. Люди Яна готовились к выезду. Любопытство, смешанное с тревогой, подтолкнуло ее к двери. Она спустилась по лестнице, намереваясь незаметно вернуться в библиотеку, под предлогом выбора новой книги. В прихожей царило напряжение. Ян, бледнее обычного, но собранный, проверял обойму. Тень старой раны выдавала себя легкой скованностью движений. Тихон, как всегда, был его тенью.

Именно тогда появилась Рита. Как вихрь дорогих духов и холодной ярости. В облегающем красном костюме, идеальном для фотосессии, а не для поездки.

— Ян, милый, — голос был сладким сиропом, но глаза, брошенные на Оливию в ее простом белом шелке, были ледяными кинжалами. — Ты же не поедешь один? Дай я составлю компанию? Присмотрю за тобой. — Она сделала шаг к нему, претендуя на место рядом с силой.

Ян даже не повернул головы. Его взгляд скользнул по Оливии, замершей на лестнице с книгой в руках. В его глазах мелькнуло что-то — раздражение? Решение?

— Не надо, Маргаритка, — отрезал он, имя прозвучало как хлопок дверью. — Дело скучное. Останься. — Он махнул рукой Тихону, затем его взгляд вновь нашел Оливию. — Дорогуша, — его голос был ровным, но в нем прозвучала неожиданная нота. — Поедешь со мной. Твой взгляд профессионала не помешает. И... обстановку