Измена. Игра на выживание - Луиза Анри

не контрабанда, а аккуратные ряды ящиков с медицинским оборудованием из Швейцарии и Японии. Ян показал сертификаты, рассказал о контрактах с крупными клиниками. «Это твоя область, Милая. Что скажешь?» Его взгляд был пристальным, он ловил ее реакцию. Она видела качество, понимала ценность. И снова — масштаб, легальность, ум.

Завершили они в шикарном, только что открывшемся ресторане с панорамным видом на город. «Мой», — коротко бросил Ян, ведя ее мимо ошеломленного метрдотеля в уединенный зал на верхнем этаже. Стол был накрыт для двоих. Вино, изысканные закуски. За окном зажигались огни мегаполиса.

— Ну? — Ян налил ей вина, его пальцы коснулись ее, когда он передавал бокал. Искра пробежала по ее руке. Он откинулся в кресло, наблюдая за ней через край своего бокала. Его взгляд был темным, оценивающим, полным скрытого огня. — Видишь, Дорогуша?

— Его голос был низким, интимным, предназначенным только для нее. — Это тоже моя империя. Чистая. Сильная. Сила — она не только в стволе и кулаках. Она в деньгах, которые делают деньги. В уме, который строит это. — Он сделал жест, охватывающий и ресторан, и вид на город, и… ее. — Я могу создавать. Я могу строить. Не только рушить.

Оливия смотрела на него, ошеломленная. Масштаб его легальной деятельности поражал. Его ум, его амбиции, его способность управлять таким сложным механизмом — вызывали невольное уважение. Она видела успех, мощь другого рода. Но…

— И все это… — она осторожно выбрала слова, чувствуя, как его пристальный взгляд буравит ее, — …абсолютно чистое? Никакой… тени от другой вашей деятельности? — Она посмотрела ему прямо в глаза, бросая вызов его показушной чистоте.

Ян замер на мгновение. Потом медленно улыбнулся. Улыбка была красивой, опасной и откровенно соблазнительной.

— Милая, — он протянул руку через стол, его пальцы обхватили ее запястье. Не больно, но твердо, не позволяя отдернуть. Его прикосновение обжигало. — В этом мире нет ничего абсолютно чистого. Свет всегда отбрасывает тень. Моя сила в том, что я контролирую и то, и другое. — Его большой палец медленно провел по ее чувствительной коже на внутренней стороне запястья, заставляя ее вздрогнуть. — Но то, что ты видела сегодня — это моё. Построено мной. Заработано… по большей части… умом. — Он наклонился чуть ближе через стол. Расстояние между ними сократилось до опасного минимума.

Она видела золотые искорки в его темных глазах, чувствовала его дыхание. Запах вина, его одеколона и чистой, животной мужской силы опьянял.

— Я хочу, чтобы ты видела это. Чтобы ты знала, кто я на самом деле. Не только тот, кто берет силой. Но и тот, кто строит. Кто имеет. — Его взгляд упал на ее губы, потом снова встретился с ее глазами. Напряжение между ними вибрировало, как натянутая струна. — Мне нужно твое уважение, Оливия. — Он впервые назвал ее по имени. Шепотом. Как признание. Как вызов.

Оливия замерла. Ее запястье пылало под его пальцами. Сердце бешено колотилось. Она видела мощь его империи, его ум, его невероятную силу воли. Видела и тень криминала, ловко прикрытую этим лоском. И его… желание. Желание не только ее тела, но и ее признания. Ее уважения. Это было опасно. Соблазнительно. Невыносимо. Она открыла рот, не зная, что сказать, захлебываясь в водовороте противоречивых чувств — страха, восхищения, влечения.

В этот момент раздался резкий, настойчивый звонок его «рабочего» телефона. Ян вздрогнул, его взгляд на мгновение стал ледяным и отстраненным. Он медленно, нехотя отпустил ее запястье, его пальцы скользнули по ее коже прощальным, обещающим касанием. Он взял телефон, его лицо стало непроницаемой маской Пахана.

— Говори, — его голос был жестким, деловым.

Оливия откинулась на спинку кресла, дрожа. Запястье, где только что были его пальцы, горело. Вид на город за окном вдруг показался не символом его силы, а огромной, сверкающей клеткой. А он… он был и строителем, и тюремщиком. И она только что заглянула в самую сердцевину его мира, и это зрелище оставило ее потрясенной, сбитой с толку и невероятно, опасно возбужденной.

Глава 26

Оливия, все еще раздираемая страхом, восхищением и сомнениями, ловила себя на том, что случайных встреч с Яном, разговоров, где он говорил о бизнесе, а не о войне.

Она сидела в саду, пытаясь читать под сенью старой липы. Солнечные зайчики играли на страницах медицинского журнала, но мысли были далеко — там, на стройплощадке его мегацентра, среди стерильных стеллажей с оборудованием, в сияющем зале «Зенита». Вдруг тень упала на страницы. Она подняла голову.

Ян стоял перед ней. Не в костюме, а в темных, идеально сидящих брюках и простой белой рубашке с закатанными по локти рукавами, обнажавшими сильные предплечья. В руках он держал не оружие и не документы, а… предмет, заботливо обернутый в мягкую, темно-зеленую ткань. Его лицо было необычно сосредоточено, почти… неловко. Взгляд, обычно такой уверенный, скользнул с ее лица на сверток и обратно.

— Дорогуша, — начал он, голос звучал чуть глубже обычного. — Я… нашел кое-что. Думаю, тебе будет интересно. — Он сделал шаг ближе, и Оливия почувствовала легкое волнение, смешанное с тревогой. Что это? Драгоценность? Новое платье? Очередной символ ее статуса «золотой пленницы»?

Он протянул сверток. Она машинально взяла его. Ткань была приятной на ощупь, шелковистой. Развернув ее, она замерла.

Перед ней лежала книга. Но не новая, сверкающая глянцем. Старинный фолиант в потертом кожаном переплете с тиснением. Буквы на латыни были вытеснены золотом, почти стершимся от времени: "De Medicina Humani Corporis. Tractatus de Febribus." («О медицине человеческого тела. Трактат о лихорадках»). Автор — имя, которое она узнала лишь в контексте истории медицины, полулегендарный ученый XVI века. Это было редчайшее, практически утраченное издание по ее специальности — терапии. То самое, о котором она как-то обмолвилась в разговоре с Тихоном, спрашивая, есть ли в библиотеке что-то по истории инфекционных болезней. Она и подумать не могла, что кто-то услышал, запомнил, и… нашел.

— Ян… — ее голос сорвался. Она осторожно приоткрыла тяжелую обложку. Пожелтевшие страницы пахли временем, пылью библиотек и чем-то неуловимо… драгоценным. Тонкие гравюры, сложные схемы гуморальной теории, выцветшие пометки на полях. — Это… это невозможно найти… — Она подняла на него глаза, полные неподдельного изумления и чего-то теплого, что никак не было страхом.

— Тихон…?Ты заставил его…

— Тихон попытался, — поправил он, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение от ее реакции. — Но это я нашел нить. Через старые… каналы. Коллекционера в Праге. Пришлось немного потрясти его кошелек и его нервы. — Он усмехнулся, но без жестокости. — Дорогуша, я видел, как ты смотришь на