Измена. Игра на выживание - Луиза Анри

старые книги в библиотеке. Как трогаешь страницы. Эта… она заслуживает твоих рук. Твоего ума. — Он сделал паузу, его взгляд стал серьезным. — Это не просто книга. Это… символ. Того, что я вижу в тебе. Не только красоту. Силу ума. Преданность делу. То, что заслуживает уважения. Даже здесь. Особенно здесь.

Жест был оглушительным. Не бриллианты, не меха, не власть, брошенная к ногам. А редчайший фолиант по ее специальности, найденный с явными усилиями, подтверждающий, что он слышалее, запомнил ее мимолетный интерес, понял ее суть. Это было нарушением всех его негласных правил. Не просто подарок. Это был мост, перекинутый из его мира в ее, жест глубокого признания и… зарождающейся привязанности. Он рисковал, показывая эту слабость — интерес к ней не только как к объекту желания.

Оливия прижала книгу к груди, чувствуя, как тепло разливается от драгоценного фолианта по всему телу. Ее пальцы дрожали, касаясь шероховатой кожи переплета. Страх смешивался с невероятной, щемящей благодарностью и странной болью. Он дарил ей кусочек ее мира, ее страсти, в самом сердце его крепости. И этим жестом привязывал ее к себе сильнее любых цепей.

— Спасибо, — прошептала она, голос дрожал. — Это… бесценно. — Она посмотрела ему в глаза, и в ее взгляде было больше, чем она хотела показать — растроганность, признание его усилий, и опасную близость, возникшую между ними через века, запечатленные в этой книге.

Он кивнул, коротко, его взгляд смягчился. Он видел, что попал в цель. Видел ее смятение. Видел, как стена между ними дала трещину.

Этот момент не остался незамеченным. Тихон, стоявший в тени арки, ведущей в дом, наблюдал с каменным лицом, но его глаза были прищурены, в них читалось неодобрение и тревога. Старая экономка, несшая белье, замерла на мгновение, ее глаза расширились от изумления, прежде чем она поспешно скрылась. Даже охранник у дальнего входа переглянулся с напарником, бровь поползла вверх. Подарок Пахана Докторше стал мгновенной сенсацией. Не драгоценность. Книга. Это говорило о многе. Слишком многом. Это был опасный прецедент.

Где-то внутри виллы, в своих покоях, Рита, вероятно, уже слышала шепот слуг.

Воображаемая сцена — он, дарующий ей не колье, а какую-то старую пыльную книжку, а она, держащая ее как святыню — вызвала бы в ней неистовую ярость и панический страх. Такой подарок был страшнее бриллианта. Он означал, что Оливия затронула в нем что-то глубокое, недоступное ей, Рите. Это был не покупка расположения. Это был акт признания. И для Риты это был самый страшный сигнал.

Ян, казалось, игнорировал шепот теней. Он смотрел на Оливию, держащую его дар.

— Читай, Милая. — Его голос был тихим, но весомым. — Узнавай. Думай. — Он сделал паузу, его взгляд стал глубже, темнее. — Знания — тоже сила. И в твоих руках… они могут быть особенно опасны. — В его словах был и совет, и предупреждение, и странное доверие.

Он развернулся и ушел, оставив ее одну с драгоценной книгой в руках и хаосом в душе. Книга пахла историей, знанием, его вниманием. Она была подарком и оружием, мостом и пропастью. Ян нарушил свои правила. Он привязался. И теперь игра входила в совершенно новую, непредсказуемую и смертельно опасную фазу. Цветок мог завянуть. Бриллиант — потускнеть. Эта книга, полная древней мудрости и его неожиданного жеста, будет гореть в ее руках и в его памяти. Последствия этого подарка только предстояло ощутить. И они будут огромны.

Глава 27

Прошла неделя с тех пор, как старинный медицинский трактат занял место на ее тумбочке. Каждый раз, касаясь потертой кожи переплета, Оливия чувствовала странное смешение теплого волнения и ледяного страха. Этот подарок был не просто книгой — он был мостом, который Ян неожиданно перекинул между их мирами. И теперь она ловила его взгляды в библиотеке — не оценивающие, а вопрошающие. Ждал ли он ее мнения? Искал ли отклик? Она сама ловила себя на том, что листает страницы не только из профессионального интереса, но и пытаясь разгадать загадку этого человека. Благодарность и настороженность сплелись в тугой узел где-то под сердцем.

В пятницу, около восьми вечера, в дверь постучал Тихон. Его лицо было непроницаемо, но в глазах мелькнуло что-то острое — предупреждение?

— Докторша. Через сорок минут выезд. Пахан ждет. — Голос ровный, без эмоций.

Сердце екнуло. «Выезд». В его мире это слово всегда означало непредсказуемость. Тепло от книги мгновенно сменилось знакомым холодком тревоги. Она кивнула. Выбор платья был осознанным: темно-изумрудный шелковый сарафан с высоким воротником. Никаких вырезов, никаких намеков. Защита от его взгляда и от смутных чувств, прорывающихся сквозь отрицание. Волосы струились свободно, лишь но передние пряди аккуратно заколоты сзади.

Ровно в двадцать ноль-ноль она спустилась. Ян ждал в холле. Черный идеальный костюм, белая рубашка. Ворот расстёгнут на пару пуговиц. Никакого намека на пахана — только богатый, уверенный в себе мужчина. Его взгляд скользнул по ее закрытому платью, по прическе. Не разочарование. Скорее… понимание. И одобрение.

— Милая, — протянул он руку. Жест был безупречно галантным. — Вечер в твою честь. Отвезу туда, где тишина — главная роскошь. Никакого железа, никакого пороха. Только… попытка быть цивилизованными. — В его голосе звучала легкая самоирония, но и искреннее желание дать ей эту передышку.

«Попытка быть цивилизованными».

Хрупкая иллюзия. Но его пальцы, сомкнувшиеся вокруг ее руки, были крепкими и теплыми. Оливия позволила себе расслабиться на долю секунды. Пульс все еще бешено стучал, но уже не только от страха.

По пути к лимузину их пути пересеклись с Ритой. Та стояла в дверях гостиной в слишком ярком, вечернем платье, неуместном дома. Ее взгляд впился в их соединенные руки, в строгий изумруд Оливии, в ее гладкую косу. Не гнев. Холодная, мертвенная ненависть и… окончательное понимание. Она увидела перемену. Увидела этот выход. Губы сжались в тонкую белую линию. Она молча отвернулась и исчезла в темноте коридора. Оливию бросило в холодный пот.

«Элизиум» встретил их тишиной, мягким светом и ароматом дорогих блюд. Персонал почтительно склонился перед Яном, но в их глазах читался глубоко запрятанный страх. Их провели в уединенный павильон с видом на ночной парк. Стол сиял белизной. Охранники остались снаружи. Иллюзия приватности.

Ян подвинул стул для нее. Обсудил вино с сомельье, спросил ее мнение. Говорил не о войне, а о музыке, о странном цветке в его оранжерее, о сложном проекте моста. Шутил — сухо, по-мужски. Его взгляд, когда он смотрел на нее через бокал, был сосредоточенным, заинтересованным в ней. Оливия чувствовала, как ледяной ком страха