Опасный маркиз - Минерва Спенсер

class="p1">В спальне стены были более темного оттенка голубого, и большая кровать с пологом из дамаста занимала ее большую часть. Натертый до блеска паркет покрывали серебряные, голубые и кремовые ковры. Помимо кровати из мебели была только покрытая позолотой софа и два хрупких стула перед большим потухшим очагом. Мия на минуту задумалась, не распорядиться ли разжечь огонь. Лето в Лондоне было значительно холоднее зимы в Оране.

Пока Мия раздумывала, не будет ли ее мужу жарко, если в комнате разведут огонь, вернулась Лавалль. За ней следовали несколько слуг с ведрами горячей воды, над которой поднимался пар.

Мия подошла к большому зеркалу в гардеробной.

— Можешь меня раздеть.

Француженка, настоящая ханжа, поспешно закрыла двери между комнатами, поскольку находила неподобающим ее свободное отношение к собственной наготе.

Лавалль молча управлялась со всевозможными пуговицами, лентами и крючками, которые удерживали полный боевой доспех английской дамы.

Мия много лет либо не носила ничего, либо накидывала просторный кафтан, так что теперь едва могла выдержать стеснявшую движения одежду и при первой возможности оставалась в одном пеньюаре.

Лавалль помогла ей выбраться из платья и набросила его на манекен, после чего начала расшнуровывать корсет, который Мия, худая, как мальчишка, ненавидела. Единственное, что ей нравилось в этом злодейском приспособлении, — оно поддерживало ее маленькие груди и делало их более привлекательными.

Когда горничная наконец сняла с нее корсет и сорочку, Мия порывисто вздохнула от облегчения. В то время как Лавалль снимала с нее туфли и стягивала чулки, она разглядывала свое обнаженное тело в зеркале. Выставив вперед свою маленькую грудь, она нахмурилась: что о ней подумает муж? Она хоть и была уже немолода, тело ее все еще оставалось крепким и гибким. Вряд ли маркизу нравились юные девочки. Он выглядел недовольным, узнав, как рано она лишилась невинности. Возможно, он находил привлекательными зрелых женщин.

Мия поймала в зеркале неодобрительный взгляд Лавалль. Служанка смотрела на маленький изумруд у нее в пупке, поджав губы. Уже не в первый раз замечала она ее возмущение.

Среди людей султана — выходцев из кабильского племени, давным-давно переселившегося к морю с Атласских гор, — прокалывать и украшать сережками разные части тела было делом обычным. Многие из стражников Бабы Хасана носили серьги в ушах, а евнухи и женщины прокалывали носы, пупки и даже соски.

Мия наклонилась поближе к зеркалу и вгляделась в край своего носа, где осталась только крошечная ямка: перед тем как покинуть Оран, она вынула оттуда серьгу. Изначально она сделала это потому, что серьга с крупным бриллиантом слишком привлекала бы внимание воров на базаре, а позже пришлось ее продать. Искать ей замену она не стала: среди английских дам не было принято прокалывать себе ничего, кроме ушей. Маркиз никогда не узнает, что когда-то она носила бриллиант в носу.

Мия скользнула взглядом по своей не слишком выдающейся груди к пупку и маленькому золотому колечку с прекрасным изумрудом. Оно было одним из первых подарков, дарованных султаном после того, как ей прокололи пупок. Мия потрогала драгоценный камень, и он блеснул густым зеленым цветом в хорошо освещенной гардеробной. Может, стоит его снять?

Если судить по реакции француженки, возможно, так будет лучше.

Мия перевела взгляд с изумруда на неодобрительное лицо служанки и решила оставить серьгу. Если украшение не понравится ее мужу, он сам об этом скажет.

Глава 10

Адам позволил Сейеру трудиться над ним в привычном молчании. Это был единственный слуга, которого Адам оставил после смерти своей первой жены, Вероники. Остальным он либо назначил пенсии, либо пристроил в другие дома, особенно тех, что прислуживали в замке Эксам: многие из них видали такое, о чем неудобно было вспоминать ни Адаму, ни его семье. Его дочерям и так приходилось несладко из-за того, что на них падала тень репутации отца, не хватало им расти, постоянно слушая истории о вопиющем поведении матери.

Но расстаться с Сейером, который был с ним еще с оксфордских времен, Адам так и не смог. Сейер не только был прекрасным камердинером — его привычка к молчанию идеально подходила Адаму. Маркиз не мог припомнить, когда его слуга в последний раз сказал больше десятка целых фраз за год. Сейер настолько усвоил предпочтения Адама, что у того больше не было необходимости ходить по магазинам. Сейер самостоятельно заботился обо всем, что было связано с одеждой его господина, разве что не носил его вещи.

Адам никогда бы не допустил, чтобы ему прислуживал кто-то с неустойчивой психикой, вроде камердинера его друга Денфорта, с которым приключались истерики всякий раз, когда его хозяин возвращался домой с пятном на шейном платке или в поцарапанных сапогах.

Пока Сейер раздевал его, Адам раздумывал о реакции своего лучшего друга на новости о грядущем бракосочетании. В тот день они сидели в клубе и расслаблялись после нескольких успешных партий в карты.

— Я попросил Юфимию Марлингтон выйти за меня, и она ответила согласием. Буду рад видеть тебя на нашей свадьбе.

Денфорт поперхнулся и выплеснул полстакана портвейна на свой когда-то белоснежный шейный платок. При виде алого пятна, расползавшегося по чистому шелку, Адам мысленно слышал вопли его камердинера.

— Ты… прошу прощения? — выдавил Денфорт, не заботясь ни об испорченном шейном платке, ни о рассудке своего камердинера.

Денфорт, как правило, возвращался домой ночью, и именно в таком виде, будто его отмутузили разбойники с большой дороги.

— Я помолвлен с леди Юфимией Марлингтон.

Обманчиво ангельские глаза Денфорта распахнулись еще шире обычного от этой новости, и он расплылся в мальчишеской улыбке:

— Что ж, поздравляю, старина. За это стоит выпить!

Он с такой силой стукнул стаканом о стакан Адама, что чуть и его не забрызгал остатками портвейна.

— Она само очарование, Эксли.

Любопытный взгляд молодого человека потеплел, отчего Адам крепче сжал стакан в руке. Часть его разума — та, что не призывала вызвать друга на дуэль, — испытывала отвращение к такому необузданному приступу ревности.

Адам понял, что его мысли вернулись к привычной, навязшей в зубах теме: его одержимости новой женой.

— Подай мне бренди, Сейер.

Он оставил исподнее валяться на полу и направился к ванной комнате, где его уже ожидала ванна, над которой поднимался пар. Адам обмакнул ногу в воду и тут же отдернул. Прошло достаточно времени, прежде чем он смог залезть туда.

Для Адама принять ванну было одной из величайших радостей жизни, и он всегда требовал, чтобы слуги нагревали воду едва ли не до состояния кипятка, чтобы иметь возможность