Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля - Наталия Романова

– В общем, в ход пошла наша военная полиция. Так себе шуточка – дочку генерала из-под носа военных дёрнули. Будь уверена, шапки полетят у многих, наверняка уже полетели, пока мы тут загораем. Абдула Хуссайн поехал к племяннику, хотел опередить свои и чужие власти, уговорить вернуть заложницу, если не замять, то не усугублять положение Даххака этого, – выплюнул Гусь имя. – Пока то-сё, разборки, подъехала наша военная полиция, в доме никого не нашли, кроме двух женщин, детей и людей Абдулы Хуссайна. В это время боевики подтянулись, взяли наших с местной полицией и людьми Абдулы Хуссайна в кольцо… Сейчас ребята с позиций и подоспевшие с базы вызволяют их и нас с тобой. Скоро всех победят и отправят тебя домой, к маме с папой, Лялька, – подмигнул Гусь, широко и беззаботно улыбаясь.

– Если бы я не убежала, не было бы ничего этого? – в ужасе распахнула глаза Ляля.

– Если бы не убежала, скорей всего у наших хватило бы времени эвакуировать тебя, но наверняка знает только господь бог, он не ответит, – усмехнулся Гусь. – Лучше запомни, что обороняться с помощью осколка – паршивая идея, если не можешь пробить этим осколком сонную артерию и быстро свалить в неизвестном направлении.

– Он бы… – пролепетала Ляля, не зная, как лучше выразить свою мысль.

Естественно, очень неразумно считать, что можешь оказать сопротивление мужчине, боевику, тем более разозлённому. Вряд ли попытка членовредительства обрадовала бы Даххака, но иначе поступить Ляля попросту не могла.

– Лялька ты, Лялька, – вздохнул Гусь, прижимая к себе Лялю, поглаживая по шее, рукам.

Прохладное, влажное утро сменилось бесконечно тянущимся, невыносимо жарким днём. Бой шёл в отдалении, в основном в поселении, где остался дом Даххака, его сумасшедшая, агрессивная мать, несчастная, не менее агрессивная жена, вынужденная скрывать свои мысли под маской покорности, и дети.

Иногда к дому, где укрылся капитан, подбирались боевики, тогда он отстреливался, пряча за собой Лялю, матерился на все лады, не позволяя приблизиться к ним на опасное расстояние.

Иногда наступало затишье, которое пугало сильнее перестрелок. К тому же в эти минуты, порой часы, откровенно раскалывалась голова, ломило тело от макушки до пяток и безумно хотелось пить.

Жажда становилась поистине невыносимой. Запас воды, который был с собой у капитана, как бы ни берегли, подходил к концу. Причём, как довольно быстро заметила Ляля, Гусь не пил, лишь время от времени смачивал губы, оставляя бесценные капли ей.

– Я привычный, – улыбался он беззаботно.

Словно они сидели на золотом песочке жаркого пляжа, смотрели на бескрайний океан, чувствуя кожей освежающий бриз, а главная их проблема была в том, что официант долго не несёт освежающий коктейль. Задерживается на две минуты или целых пять.

– Отлично, – сказал вдруг Гусь, куда-то в сторону, будто сам себе ответил.

Приподнялся, морщась от боли, показал жестом, чтобы Ляля тоже встала. Молча надел на неё бронежилет, который до этого позволил снять, когда она начала откровенно ныть от невыносимой тяжести и жары.

Вся Ляля целиком, вместе с каской, балахонами и берцами, весила всего-то раза в два больше, чем её защита. Такую тяжесть невозможно носить, тем более с лёгкостью передвигаться.

Виктор надел Ляле тактические наушники, поправил каску, крепко зацепил, проверил, чтобы не слетало. Скептически осмотрел балахоны, волочащиеся по земле. Нагнулся, снова преодолевая боль в ноге, дёрнул внизу подол, потом оборвал второй, высвобождая ноги.

– Слушай внимательно, Лера. Сейчас, метров за триста-пятьсот отсюда, как у пилота получится, сядет вертолёт, он прилетит специально за тобой. Твоя задача – бежать к нему максимально быстро, так быстро, как только сможешь. Будет тяжело, бронник для тебя неподъёмный, но без него никак нельзя, если накроет – шансов не будет, поэтому терпи. Будет страшно, стрелять будут свои и чужие. Твоя задача – бежать. Мы прикроем.

– Кто мы?.. – растерялась Ляля.

– Ребята подходят, – Гусь махнул в сторону приближающихся выстрелов. – Я прикрою, – добавил он, подмигнув и сверкнув бездонным синим взглядом. – Ничего не хочешь мне сказать на прощание, Лялька? – улыбнулся он беззаботно, отчаянно дерзко, даже нагло, так, как умел только и только он.

Капитан Виктор Бисаров, с позывным «Гусь», и точно такой же кличкой, потому что Обнимусь, любит обниматься.

– У тебя желание осталось. Второе, – выпалила Ляля, не веря собственной смелости.

Что ж, пусть так, пусть она выглядит, как непорядочная, не уважающая себя, порочная девушка, но если не узнает вкус губ напротив, зря проживёт жизнь.

Может быть, они никогда не увидятся больше. Виктор Бисаров умчит в Воронеж, будет водить бесконечных женщин в свою трёхкомнатную квартиру, предварительно окучив весь женский состав военной базы – самого безопасного места на планете Земля.

Ляля продолжит восстанавливать каноническое русское направление в иконописи, выйдет замуж, как и планирует, за человека неописуемых достоинств и личных качеств, родит дочку, назовёт Васей…

И всё это не будет иметь никакого смысла, если она не узнает, каково это, когда тебя целует любимый мужчина.

– Я уж думал, не попросишь, – засиял Гусь.

Легко подхватил на руки Лялю, словно она, вместе с жутким бронежилетом, в берцах и каске, ничего не весила.

Дотронулся пальцем до её нижней губы, медленно, никуда не торопясь, обвёл верхнюю. Он словно не в разрушенном доме на краю мира стоял, среди чужой пустыни, держа на руках девушку в чёрном балахоне и бронежилете, а расслаблялся в VIP зоне респектабельного курорта.

Ляля закрыла глаза, не в силах смотреть на темнеющую синеву напротив, почувствовала горячее дыхание у губ, рефлекторно приоткрыла рот, судорожно сглотнула, пытаясь побороть волнение.

Лёгкое, совсем невесомое прикосновение опалило губы, словно кипятком. Ляля судорожно потянула воздух, сама не поняла, как вцепилась в мужскую шею, чувствуя пальцами горячность кожи.

Следующее движение губ, охвативших её губы, заставило замереть, и через мгновение податься навстречу этим властным, провоцирующим движениям. Совсем не деликатным, при этом каким-то чудесным, не иначе фантастическим образом чувствующим грани дозволенного, возможного прямо сейчас.

Лялю затягивал, поглощал, сводил с ума этот поцелуй, становящийся с каждой секундой более и более глубоким, страстным, безудержным, даже алчным, потому что мало, мало тех жалких минут, что им выпали.

Отчаянно, невозможно мало, чтобы успеть насладиться, вкусить, запомнить, запечатлеть в памяти навсегда, на веки вечные.

Резко всё прекратилось. Ляля какое-то время пыталась прийти в себя, скорее ощущая, чем понимая, что её поднесли к закрытой и забаррикадированной двери, поставили на ноги.

Гусь быстро отодвинул диван, который подпирал полотно двери, откинул в сторону пару тумбочек, выполняющих ту же функцию. Вдохнул, выдохнул, кивнул сам себе, посмотрел