Мёртвые девочки никогда не проболтаются - С. Дж. Сильвис

Тэйт откинулся на спинку кресла, которое противно скрипнуло.

— Ладно… э — э… И что потом?

— А потом она взбесилась, потому что сказала, что на секунду ей показалось, будто она снова в дурке, и кто — то подкрадывается сзади, пока она пытается сбежать.

Меня будто ударили в напряжённый живот — воздух перехватило. Мысленная картина: какой — то ублюдок подходит к ней сзади, чтобы затолкать обратно в палату, пока она пытается вырваться… Меня от этого тошнило. Во мне всегда кипела эта ярость — защищать своё. Я с детства видел, как мой отец оберегал отца Исайи и их наследство. Это было единственное, что я знал. Но когда эта слепая преданность вдруг перенеслась на Джорни — на того, кого меня не учили защищать, — всё изменилось.

С тех пор я стал другим.

Директор внезапно стал выглядеть чертовски измотанным. Он грубо провел руками по волосам, дернул за кончики и опустил голову, пытаясь выровнять дыхание. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине. Когда он снова поднял взгляд, его лицо кричало без слов: «Какого черта?»

— Я даже не знаю, что сказать, — начал он, потирая щетину на подбородке. — Значит, кто — то напал на нее? Вы уверены?

Исайя обернулся ко мне через плечо. Я прочистил горло и уставился на свои кроссовки для лакросса, оставляющие лужицы талого снега на полу кабинета.

— Абсолютно, — я стиснул зубы. — Она не знает, кто. — Мне не хотелось произносить следующее признание, но я все равно выдавил: — Она думала, что это я напал на нее. Или, по крайней мере, не была уверена.

Исайя на этот раз развернулся полностью, его густые брови сдвинулись.

— С чего бы ей так думать?

Я отвел взгляд к пылающему камину.

— Потому что я был единственным, кто знал, где она будет той ночью. — Черт. Вот и правда, нагоняющая меня, сколько бы я ни пытался от нее убежать. — Я сказал ей, где встретиться, а потом просто не пришел. Я так и не появился, блять. — Мой взгляд оставался прикованным к огню, глаза горели от жара, бившего мне в лицо.

— Объясни.

Черные точки заплясали перед глазами, пока я не моргал — будто это могло удержать меня от чудовищного чувства вины, которое я подавлял с момента ее отъезда.

— Кейд. Очнись, блять, и говори.

Во мне что — то надломилось.

— Потому что мне месяцами приходили угрозы — еще до того, как она уехала. Предупреждали держаться от нее подальше.

Они оба опустили головы, и я тоже. Я был достаточно взрослым, чтобы признать: произносить это вслух было больно. Вина, которая казалась невыносимой, теперь обрушилась на меня с удесятеренной силой. Я откинулся на стену, надеясь, что она удержит меня, чтобы я окончательно не потерял контроль.

— Я должен был быть там той ночью.

— И ты не знаешь, кто тебе угрожал?

Я встретился взглядом с Исайей и резко выдохнул через нос.

— Понятия не имею. Не знал, то ли это дерьмо наших отцов за пределами Святой Марии, то ли кто — то отсюда.

Я оттолкнулся от стены и зашагал туда — сюда, совсем как в ту ночь, когда Джорни оставила меня одного в этом скучном кабинете.

— Я ждал, следил. Ничего. Кроме Бэйна и его взгляда, который иногда следил за ней. Но я не понимал. Он никогда не пытался к ней подкатывать или трогать. Это не имело смысла. Вот почему я так взбесился из — за сегодняшних слухов. Если это кто — то из дел наших отцов, кто целенаправленно шёл за мной… если они узнают, что у меня может быть с ней ребёнок? Если они захотят отомстить нам за то, что мы похоронили весь их бизнес?

Я сардонически хмыкнул, завершая мысль, — они прекрасно понимали.

Директор пробормотал за столом:

— Ничего, блять, не сходится. Господи. Одно за другим.

Он был прав. Так и было. Каждый раз, когда мы поднимались, очередное дерьмо снова валило нас на дно. Я никогда всерьёз не думал, что мы выйдем сухими из воды, когда наши отцы окажутся за решёткой… но, признаю, я надеялся.

Мы с Исайей просидели в кабинете директора слишком долго — далеко за комендантский час — в тягостном молчании. Исайя достал телефон, вероятно, чтобы написать Джемме, наклонился вперёд, упёршись локтями в колени.

— Нам нужно узнать, кто на неё напал.

Я пристально наблюдал, как директор откинулся в скрипучем кресле и бросил взгляд на верхнюю полку над книгами, которые Джорни просматривала в прошлый раз.

Бинго.

— Она взяла его.

Его взгляд метнулся ко мне. Скулы напряглись, и часть меня едва не усмехнулась — бунтарская жилка Джорни снова дала о себе знать. Она тихо нарушала правила, так коварно прячась за милой внешностью и нежным голосом. Никто не знает её так, как я.

— Что взяла? — Исайя переводил взгляд между нами.

— Папку, в которой была её жизнь, — ответил директор. — Блять.

Я покачал головой, не давая ему разозлиться.

— У меня та информация, которую ты боишься потерять. Не у неё.

Он наклонил голову.

— Ты помог ей сюда пробраться? Чёрт возьми, мне срочно нужно поставить сигнализацию! Вы невыносимы.

Исайя проворчал:

— Я — то тут причём?

— При всем.

Игнорируя их перепалку, я упёрся руками в стол, наклонившись между ними.

— Я проследил за ней здесь той ночью, во время церемонии. Застал её за кражей папки, а записка от сестры Марии упала на пол. Она ушла быстро, не заметив.

— Так это ты разгромил мой кабинет? — Директор закатил глаза. — В следующий раз прибери за собой.

Исайя щёлкнул пальцами.

— Я же говорил, что это не я.

— Как будто я тебе поверю.

Тэйт повернулся ко мне.

— Значит, она не знает, что в записке.

— Погоди, что в записке? — спросил Исайя.

Я вздохнул. — Её мать, или кто бы ни оставил её в приюте, оставил записку в детском одеяле. Там было сказано, что она в опасности и её нужно защищать.

Исайя кивнул. — Значит, на неё напал кто — то из её прошлого. Так больше смысла.

В тот же момент мы с Тэйтом сказали хором: — Ничего из этого не имеет смысла.

Секунды растянулись в мучительные минуты, а в груди становилось всё теснее. Вскоре директор махнул рукой, отпуская нас — ему нужно было возвращаться к Джеку, младшему брату Исайи, которого он опекал.

Мы с Исайей молча дошли до раздевалки, переоделись из лакроссной