Мёртвые девочки никогда не проболтаются - С. Дж. Сильвис

резко поднял взгляд, и она вздрогнула. Её алые губы блестели — она неосознанно провела по ним языком. Зрачки расширились так быстро, что стало больно смотреть.

— Так и есть.

Я хмыкнул, резко развернувшись, почувствовав под ногами пыль на бетонном полу.

Я чувствовал её разочарование — будто она действительно думала, что я уйду и оставлю её.

Вопрос грыз меня изнутри, рвался наружу:

Почему Бэйн? Почему она сама к нему подошла? О чём они говорили?

И почему он так яростно отрицал, что трогал её? Его передёрнуло, когда я спросил. Тело напряглось, а это уродливое лицо, которое так нравится девчонкам, исказилось.

Что за хрень вообще происходит?

Я выпрямился во весь рост, сбрасывая напряжение, ощущая, как во мне просыпается тот самый дерзкий Бунтарь, которого все знали. Оглянувшись через плечо, я поймал взгляд Джорни — её раскрасневшиеся щёки и бесстрастное лицо. Черты могли казаться спокойными, но в её серых глазах, словно искра кремня, мелькнула тень отчаяния. Я никуда не уйду, малышка.

— Ты говоришь, что не хочешь меня? — Голос стал ниже, взгляд скользнул к её рёбрам, судорожно вздымающимся в поисках воздуха. Рука не дрогнула, когда я протянул её к шнуру единственной лампы в этой пыльной комнате — там, где впервые познал вкус любви. — А теперь?

Тьма разлилась как чума, когда я щёлкнул выключателем.

Воздух стал таким же горячим, как в котельной тогда.

Я знал, что это неправильно — играть в старую игру.

Между нами лежала гора обломков, под которыми скрывалось столько дерьма. Нужно было говорить. Говорить правду.

Но вместо этого я развернулся и заявил права на девушку, которой не заслуживал.

— Ну что, Джорни? Ты хочешь Бэйна? Или меня?

— Это зависит, — прошептала она, — от того, какую версию тебя я получу. Мальчика, который говорил, что любит меня? Или того, кто бросил меня во дворе?

Игра на секунду замерла, будто я выдернул из груди пылающую стрелу.

Скажи ей. Скажи всё.

В этом и была проблема таких, как я — парней, выросших без наставления. Мои моральные ориентиры сломаны. Вместо того чтобы учиться ловить рыбу с отцом, я учился скрывать трупы. Правда никогда не была частью моего детства. Иногда она лишь ухудшала всё, а ложь — помогала.

Я, Кейд Уокер, не отличал правильного от неправильного. Спасибо, Томми Уокер. Твой «отцовский вклад» лишь покалечил меня.

Вернувшись к вопросу Джорни, я ловко уклонился:

— Разве это важно?

Ладони легли на её талию, а в животе заныло от желания. В паху застучала кровь, я уже чувствовал её вкус на языке.

Разорвать. Я хотел разрывать её на части, пока она не простит меня.

А я даже не извинился.

— Повтори, что не хочешь меня, Джорни. Что не думала обо мне. Что хочешь, чтобы кто — то другой делал это.

Я не мог остановиться. Рука скользнула вверх по её груди, остановившись над бешено колотящимся сердцем — рядом с той самой округлостью, в которую я мечтал уткнуться лицом. Вдохнуть её аромат и никогда больше не чувствовать ничего другого.

Эмоции нахлынули, смешавшись с окружающей тьмой. Я скучал по ней так, что было больно дышать. Я скривился, зная, что она не видит меня, когда пальцы наконец добрались до её шеи. Она всегда любила, когда я касаюсь её здесь.

— Три, — прошептал я, просовывая колено между её ног, прямо под мини — юбкой, которую она надела, наверное, специально, чтобы сводить меня с ума.

— Два, — вонзил зубы в её мочку, предварительно проведя языком по маленькой бриллиантовой серёжке.

— Последний шанс.

Я крепко сжал её бедро одной рукой, притягивая к себе, отчаянно желая, чтобы между её ног был не мой коленный сустав, а кое — что другое.

Единственный звук, который она издала — прерывистое дыхание. Я воспринял это как зелёный свет.

— Моя, — прошептал я прямо у её губ, прежде чем переместить руку с её шеи к подбородку и намертво прижать свои губы к её.

Облегчение. Я почувствовал облегчение от того, что она не сопротивляется. Но в тот же момент шок приковал меня к полу — внутри скрутило что — то куда более мощное, чем просто физическое желание.

Мы с Джорни существовали в серой зоне.

Она — свет. Я — тьма.

Я засасывал её губы, а она целовала в ответ. Я тянул её к себе, а она отталкивалась. Её пальцы впились в мои волосы, а бёдра двигались над моим коленом, будто я действительно трахал её.

— Ты всё ещё не понимаешь? — резко оторвался я, хватая её за задницу.

Её ноги обвили мои бёдра, а мой твердый как камень член давил на тонкую ткань её трусиков, грубо трясь о неё.

— Я всё так же одержим тобой. Ничего не изменилось.

Чёрт, да.

Но... стоп. Нет. Погоди.

Мне было мучительно трудно отпустить её. Пальцы впились в её кожу, будто цеплялись за песок на райском пляже. Она дёрнулась. Потом ещё раз. И в тот момент, когда она отвернулась, разомкнув наши губы, моё сердце рухнуло под ноги.

Блять.

Её ноги грубо опустились на пол, растоптав все мои грязные намерения.

— Вот в чём ты ошибаешься, Кейд. Всё изменилось. Особенно я.

Мой рот приоткрылся, но слов не последовало.

Свет включился, и вот она — стоит в луче, как мой личный ангел, готовый низвергнуть меня в ад.

— Ты не можешь просто так...

Я зафиксировал дрожь её губ, ненавидя то, как она пытается это скрыть. Будто боится показать мне свою слабость.

— Что именно? — спросил я, отступая к стене, к которой только что прижимал её.

— Затрахивать чувство вины. Ты что — то скрываешь, Кейд. Ты оставил меня там в ту ночь по какой — то ебнутой причине, которую даже не можешь произнести вслух. И я просто... я не понимаю.

Её лицо исказилось — я буквально видел, как вокруг неё вырастают стены.

— Так что нет. Ты не можешь просто трогать меня и делать вид, что ничего не было. Потому что было. И если ты думаешь, что тебе плохо из — за этого…

Она повернулась, забирая свою боль с собой.

— Я даже не могу сказать тебе «нет». Я позволяла тебе прикасаться ко мне, даже когда не была уверена, что это не ты напал на меня. Как будто у меня к тебе какое — то потустороннее влечение.

Я вдохнул, желая достать своё сердце и заставить его перестать кричать от боли.

Боже, как же я её ранил.

— Я ненавижу тебя, — её голос дрогнул,