Непреодолимое желание влюбиться в своего врага - Бриджитт Найтли

– Возможно, ему подсказали головастики.

Фейрим была поглощена записями в блокноте.

– Но это уже прогресс. Мы можем составить что-то похожее на план. Эти заметки помогут значительно сократить количество возможных локаций. Посмотрите на инструкции в день Цветущей Луны: теперь мы знаем, что нам нужен утес или пляж, что-то, что можно назвать краем. Я могу просмотреть свои таблицы и вычеркнуть все ненужное.

– Как вы считаете, средство от всех бед подразумевает и дегенерацию сейда? – спросил Озрик.

Фейрим посмотрела на него, не меняя положения:

– Если бы это являлось средством от всех бед, оно было бы смертельно опасным.

– Ой.

– Но, если это и так, мы этого никогда не узнаем.

Фейрим сложила гипсовые детали обратно в ведро.

– Вы забираете ведро с собой?

– Да. Собирать свои слезы, или что там сказал профессор, когда эта авантюра неизбежно обернется полным крахом. – Она прижала ведро к бедру. – Я ухожу. Свяжусь с вами перед следующим полнолунием, обсудим, как мы будем лунатить дальше.

– Ужасный каламбур, – скривился Озрик. – И эта авантюра не обернется полным крахом.

Фейрим раздраженно махнула блокнотом в сторону Озрика.

– Это не наука. Это не медицина. Это воздушные замки, причуды, галлюцинации, несбыточные мечты, фантазии. И завершится полным крахом, потому что неправильно все, что с этим связано.

– Все получится, или мы оба погибнем страшной смертью.

Озрик заметил, что оскорбил этими словами Фейрим и что она выглядела особенно разозленной.

– Это вы погибнете страшной смертью. Я продолжу жить, счастливая и свободная от Теней.

И вот так обсуждение обернулось ссорой. Они вышли из сарая. Поднялся резкий ветер, взъерошив прическу Озрика и освободив кудрявую прядь из пучка Фейрим.

– Вы меня вылечите или умрете вместе со мной.

– Да? Теперь вы угрожаете?

– Это не угроза, а мотивация.

– Меня мотивирует только то, что вашим лечением мне поручила заняться Целительница Занти. И только поэтому я не отдала вас на растерзание Хранителям.

– Возможно, следовало бы. Пусть лучше меня разрубят на части, чем я буду иметь дело с такой высокомерной и педантичной занудой.

– Возможно, я и отдам. Очень хочется избавиться от бессмысленного ганглиона[54], которым вы и являетесь.

– Ганглион? – повторил Озрик.

– Зануда? – переспросила Фейрим.

Они уставились друг на друга: Озрик – с откровенной неприязнью, чтобы она поняла, что она самая несносная женщина в мире, а Фейрим – с категорическим осуждением, чтобы ему стало ясно, что у него (по ее мнению) нет ни мозга, ни моральных ценностей.

Фейрим его не боялась и провоцировала продолжать. Они стояли так близко друг к другу. В этом и заключается особенность войны: каждая битва, каждое столкновение делают вас все ближе. Их дыхание смешалось.

Это было неправильно и чувственно.

Щеки Фейрим вспыхнули. Озрик понял, что судорожно сглотнул. Внезапно глазам стало недостаточно видеть, губам нестерпимо захотелось прикоснуться.

Больше они не обменивались дыханием, потому что оба перестали дышать. Над ними висела изувеченная шрамами луна. Лунный свет мягко падал на раскрасневшиеся щеки, на прядь волос, которая прилипла к губе Фейрим. Ее глаза сияли как звездное небо. Ветер кружил вокруг сухие лепестки лаванды и, подобно соломе, уносил прочь.

Фейрим отвела взгляд и отстранилась. К ней вернулась ее обычная невозмутимость, но вместе с ней появилась и непривычная уязвимость. Она завернулась в дорожный плащ, бросила на Озрика прощальный взгляд и скрылась, не попрощавшись.

Озрик подождал, пока она исчезнет за поворотом, прежде чем последовать той же дорогой к путеводному камню. Он не торопился: после встречи с Фейрим он ощущал особое недомогание и ему требовалось время, чтобы с ним справиться.

Какой же колдовской притягательностью обладают бездонные темные глаза.

Как жаль, что эти глаза – ее.

Глава 8. Положение обязывает

Аурианна

Целителям удалось стабилизировать состояние трехсот из четырех сотен детей, которых доставили в Лебединый камень во время вспышки оспы Платта. Остальные пациенты находились в палате четырнадцать, бывшем кафетерии, переоборудованном, чтобы вместить сотню больничных коек. Все они были заняты пациентами с одинаковыми симптомами – лихорадкой и поражением головного мозга. Только благодаря самоотверженности и непоколебимой вере Целителей больные оставались живы.

Аурианна всегда считала эмоциональную саморегуляцию одной из своих сильных сторон, но чем больше разрасталась эпидемия, тем сложнее ей становилось прибегать к обычным стратегиям – подавлению[55] и раздельному мышлению[56]. В тот день во время ее смены в четырнадцатой палате девочка, которой было не больше четырех лет, покрытая корками, в полубессознательном состоянии, так схватилась ручкой за пальцы Аурианны, что та не смогла сдержать слез. Аурианна убедилась, что никто не смотрит, опустилась на колени у кровати девочки и прижала к себе ее измученное тело.

Она должна работать. Она нужна другим людям. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, – и ощутила во рту привкус антисептика и тошнотворный запах болезни – смахнула слезы, сжала еще раз руку девочки и направилась к следующему пациенту. Аурианна трусливо решила не запоминать данные пациентки; она не хотела замечать ее отсутствие, если девочки уже не будет в палате к ее следующей смене.

Аурианна замечала признаки выгорания и у других. Лорелея, глава педиатрического отделения, всегда была невыносимо веселой. Но в тот день она выглядела усталой, двигалась как автомат и отчитывалась перед Занти с несвойственным ей бесстрастием. Сама Занти, которая работала в смене с Аурианной, едва не кипела от гнева. Она слушала отчет Лорелеи, не прерывая осмотра пациентов. Увядшая кожа на ее щеках подрагивала, когда Занти стискивала зубы.

Она обычно легко выходила из себя. И ее попытки сдерживать гнев беспокоили Аурианну куда больше, чем вспышки раздражения.

Их смена закончилась в семь часов вечера.

– Пойдемте, – предложила Занти, когда они с Аурианной заполнили документы и передали смену. – Давайте возьмем еду и поужинаем в моем кабинете.

Они отправились в кафетерий, который временно перенесли в один из коридоров. Аурианна очень скучала по домашней еде – острым салатам, фирменным бриуатам[57] ее мамы с курицей, рфиссе[58] с ароматным пажитником, – но регенерации сейда лучше всего способствовала питательная, высококалорийная еда, и именно такие блюда на кухне Лебединого камня готовили лучше всего. Она поставила на поднос пирожки с грибами, политые растопленным сливочным маслом, сытное рагу, сыры и пирожные с кремом.

У Занти был уютный кабинет с низким потолком на первом этаже южной части Лебединого камня. Днем его заливал солнечный свет, ночью освещал огонь в массивном камине. А на горячий чай здесь можно было рассчитывать в любое время дня и ночи. Аурианна расчистила для себя место на оттоманке, заваленной научными журналами