Аллегория радужной форели - Мари-Кристин Шартье

которое позволяет мне вдыхать ровно столько воздуха, чтобы не грохнуться в обморок, — и оно явно не позволит мне проглотить больше пары ложек. У платья еще и огромный вырез впереди, который не даст мне напиться в присутствии самых известных лиц города, если я захочу сохранить остатки самоуважения.

— Я так и не поняла, как тебе удалось меня уговорить, — говорю я Максу в тысячный раз.

— Если честно, я тоже не очень понимаю как, — отвечает в тысячный раз Макс.

Я смотрю на него краешком глаза, в точности как в последнее время делает он сам. На нем серые брюки, темно-синяя рубашка с якорями, красный галстук-бабочка, а пиджака нет, специально — ведь мать накануне просила его быть в костюме. У меня трепещет сердце, когда я вижу его одетым вот так. Судя по его выражению лица, я произвожу на него точно такое же впечатление. Я чувствую странную легкость, когда его взгляд направлен на меня, будто меня надули гелием. Если так пойдет и дальше, ему придется меня удерживать на выходе из такси, чтобы я не улетела.

Я приказываю сердцу успокоиться, потому что боюсь, как бы Макс не услышал его безумный стук о ребра. К тому же, если оно будет так колотиться, мне придется глубже дышать — и могут возникнуть проблемы с платьем.

Несмотря на все мои веские аргументы, сердце не желает меня слушаться. Оно такое же упрямое, как я сама, — мы же одной крови.

— Счет отправим моему отцу, — предлагает Макс, когда мы въезжаем в ворота Святого Иоанна.

— Счет?

— За платье.

Я стараюсь говорить легкомысленным тоном.

— Это старье? Да оно давно мне вместо пижамы.

— Я всегда знал, что ты жуткий сноб, — отвечает Макс смеясь. — Я в любом случае польщен.

— Почему?

Он оглядывает меня с головы до ног, совершенно не стесняясь. Это вгоняет меня в краску, и я надеюсь, что на мне достаточно косметики, чтобы скрыть это. С другой стороны, в этот вечер мне почему-то не кажется ужасным, что он увидит, как я покраснела. Должно быть, это влияние платья. Или недостатка кислорода в мозгу.

— Ну, наверное, я не заслужил пока настоящее первое свидание, но право-то я на него имею!

— Это не первое свидание и не наше.

— А могло бы быть.

Он смотрит мне прямо в глаза, но я ничего не отвечаю. У меня ощущение, будто он зажал мои внутренности своей рукой. На словах это довольно противно, но на самом деле завораживает. Немножко непривычно, как будто он полностью меня контролирует.

Такси останавливается во внутреннем дворе замка Фронтенак. Макс выходит и спешит обойти машину, чтобы подать мне руку. На улице слабый дождь, скорее морось. Он чуть не поскальзывается, открывая дверцу, я смеюсь, беру его за руку, чтобы выйти из машины, и его гигантская ладонь поглощает мою. Его кожа слегка влажная. Моя тоже. Мы оба нервничаем, и это уже очевидно. Причина нервозности — точно не огромная толпа врачей, адвокатов, нотариусов и других важных персон, движущаяся через двор к замку.

Макс

Пока все идет хорошо. Мы с Кам сидим за огромным столом вместе с моими родителями и несколькими уважаемыми людьми с их уважаемыми супругами.

Папаша ведет себя вполне нормально, он всего лишь чуть-чуть более высокомерный, чем обычно. Еда восхитительна. Камилла сияет, как тридцать солнышек, в шикарном вечернем платье, моя мама довольна. Все слишком хорошо, так что я даже боюсь не то что сказать что-нибудь не то, но даже подумать слишком громко из страха разрушить хрупкое равновесие. Мы переходим к десерту, и Кам едва прикасается к своей тарелке. Я наклоняюсь к ее уху и шепчу:

— Я потом тебе расстегну молнию на спине, и мы попируем, обещаю.

Ее глаза загораются так, как могут загореться глаза голодной девушки, которую пообещали вкусно накормить.

— За это я тебя взасос поцелую.

— Можешь не сдерживаться.

— Макс…

— Я же шучу, ну ты же знаешь.

Я подмигиваю Кам, а она закатывает глаза, не сумев удержаться от улыбки. Когда-то подобный комментарий заходил как по маслу. Но сегодня между нами все иначе.

— А вы, Камилла, чем занимаетесь в этой жизни? — спрашивает дама лет пятидесяти, которую моя мать представила супругой одного из городских советников.

— Я все еще учусь.

— О, а в какой области?

— Я оканчиваю магистратуру по психологии.

— Это очень хорошо. А потом вы собираетесь искать работу?

— Пока нет, я поступаю в докторантуру осенью — получила стипендию.

— Это просто фантастика!

— Конечно, — отвечает Кам.

Мне интересно, видит ли дама иронию в улыбке Кам. В любом случае она кажется впечатленной тем, что перед ней — будущий ученый. В ее взгляде явно сквозит уважение. Я ненавижу это общество, в котором звания определяют чью-то значимость.

Моя мать смотрит на Кам с гордостью и обменивается понимающими взглядами с отцом. Эти их дурацкие рожи, которые мне так хорошо знакомы, я видел их слишком часто. И тут до меня доходит. Они хотели, чтобы я привел Кам не потому, что она благотворно на меня влияет, а для того, чтобы отвлечь внимание снобского окружения от отсутствия у меня высшего образования, от того, что у меня никогда не будет титула. Никто никогда не назовет меня «мэтр Аллар», «профессор Аллар», «капитан Аллар», «его превосходительство Аллар». У меня останется право зваться только Максимом, Максом, я останусь скромным парнем, который никогда не поднимется над средним уровнем. Если бы мы жили в африканском племени, я бы не прошел обряд посвящения, я бы отказался убить животное и стал бы посмешищем всего племени. И сегодня я совсем один. Даже Кам не со мной, и теперь надолго. Однажды ее примут и в моем окружении, и в окружении моих родителей. А потом она станет у них своей. Кам никогда не была обыкновенной. Ей надо только признаться в этом самой себе, остальные это уже давно заметили. И когда это случится, мне останется только ее забыть.

Эта мысль заставляет мою кровь вскипеть. Комната кажется мне внезапно слишком маленькой, стены давят на меня. Я швыряю салфетку на стол и резко встаю со стула. Я не хочу провоцировать скандал, не столько для того, чтобы не смущать моего отца, сколько потому, что не хочу объясняться. Мне просто необходимо оказаться там, где их нет.

Огромными шагами я иду к двери и не останавливаюсь, даже когда вызывают на сцену моего отца. Я ощущаю на себе его взгляд, полный ярости и разочарования; раздраженный взгляд матери и