Сердце самой темной чащи - Оксана Олеговна Заугольная

– Лучше? – голос над ее головой был вкрадчивым и словно мед затекал в уши, обволакивал снова проваливающееся в полудрему тело. – Чем же лучше, Василиса?

Василиса молча качалась на волнах, не понимая, кто и к кому обращается, звон ли в ушах или кто-то и впрямь говорит с ней.

И только когда хватка ослабела и ее тело словно скользнуло с чужих рук в неожиданно теплые и ласковые волны реки, и до того, как вода сомкнулась над ее лицом, Василиса прошептала:

– Будь ты Кощей, я бы обняла тебя.

Может, ей и ответил кто – Василиса не знала. Она окончательно провалилась в середину лета, где матушка была жива, батюшка молод, а у самой Василисы было всего бед, что не расплакаться до появления туч да уговорить батюшку дать ей рака, а тот цапнет за палец.

Темные дегтярные нити обволакивали ее лето, но Василиса будто не видела их, продолжая пребывать в счастливом беспамятстве и больше не выныривая из него, потому как волны памяти, сомкнувшись над ней, прекратили качать ее словно в лодке.

Одно лето кончилось – началось другое. Самые яркие дни: собираемые с матушкой подснежники, охота с батюшкой на кикимору, что путала матушкины нитки и кидалась сором из-за печки.

Василиса вспоминала, как мама дергала ее за косу и щипала за пятки, когда долго не было дождя, а потом ласково целовала теплыми губами мокрые от слез обиды и дождя щечки; как они с мамой уходили глубоко в лес, когда вся деревня шла на покос. С мамой было весело следить за зеленопятыми юными лешими и собирать спелые ароматные ягоды, но только сейчас Василиса понимала, зачем они уходили. Мама берегла ее от гнева деревенских, ведь если бы она навела дождь на покос, кто-то да заметил бы, что перед этим топала ногами и злилась Василиса.

Матушка защищала ее от всех бед, а когда стала болеть, принялась снаряжать куколку. Теперь Василиса поняла, что видела, как мама шьет крошечные вещички, со всем вниманием вышивает подол и ворот крошечного сарафана и рубашки. Но Василисе было не до матушкиных причуд: она бегала за околицу и дальше до края деревни, где начинался темный лес. Туда, где она однажды встретила всадника.

Василиса, никогда раньше не видевшая доспехов и короны, вообразила, что перед ней царевич, и спряталась за куст, разглядывая украдкой нечаянного гостя.

Она долго носила в памяти его облик и однажды зимой за гаданиями с подружками призналась:

«Я выйду замуж только за царевича!»

«За которого? – Феклуша уже заневестилась и оттого ревниво относилась к таким обещаниям. – Старшего али младшего? Иль того, что посередке?»

Василиса задумалась, но молчала недолго.

«За черного! Который из них черный?»

Всю зиму ее дразнили женихом «дегтярным царевичем», а по весне забыли. Только Василиса и помнила своего «жениха», но через год матушка слегла и Василиса позабыла все: смех, счастье, теплые летние деньки и Кощея, нечаянно встреченного у леса.

Чудно, но Кощея она позабыла тогда первым.

Чтобы наконец вспомнить сейчас.

Василиса вынырнула из воспоминаний и забытья, с трудом удержав на устах вскрик. Чего ей стоило продолжать лежать смирно и дышать ровно, словно не было всех этих снов, не было лодчонки и не было Кощея несколько лет и зим назад, но точно такого же, как сейчас. Прекрасного и бессмертного.

И именно его голос она слышала тотчас совсем недалеко от себя. Даже два голоса. Василисе понадобилось еще несколько минут, чтобы вслушаться и понять, что Кощей разговаривает со своим Тенем. Даже не так – ругается с ним, и, похоже, уже довольно давно, раз перешел на повышенные тона, словно и не боясь разбудить Василису.

«Может, я снова почти умерла, вот и не боятся», – подумала Василиса и попыталась пошевелить пальцами сначала рук, а потом и ног. Все двигалось, но с большим трудом, словно она все еще была в воде.

Приоткрыв глаза так, чтобы смотреть сквозь ресницы, Василиса убедилась, что она снова в башне Кощея и утопает в его перине, укрытая пуховым одеялом.

В этот момент Тень рассмеялся, и Василиса распахнула глаза: так неожиданно прозвучал его смех.

– Зря отрезал меня с кровью: сердце так не спрячешь! – заявил Тень. – Достала тебя колдунья, до самого нутра достала!..

Кощей молчал, а Василиса зажмурилась. Колдунья… это она?

Глава 15

– Ты снова наступаешь на те же грабли, – продолжал Тень. Куда делся его медовый вкрадчивый голос? Он безжалостно рубил словами, заставляя Василису сильнее сжиматься под пуховым одеялом. – Ты снова позволишь завладеть твоим сердцем, но на этот раз колдунье. Она растопчет его так же, как и богатырка, и что ты сделаешь? Отрежешь от себя еще кусок, создашь еще тень? И так каждый раз? Насколько тебя хватит, Кощей? Ты бессмертный, но не бесконечный!

– Она не такая, как Марья, – голос Кощея был так тих, что Василиса едва слышала его. – Да и что ты предлагаешь? Просто забыть ее? Чувствую, она горит тем же огнем!

– Горит, – Тень усмехнулся. – Но она юна и быстро учится. Сумела же вызвать меня и вернуться из сердца чащи. Ты проверил, как там твоя смерть?

– Я бы почувствовал, коснись Василиса ее, – голос Кощея похолодел. – Что случилось, Тень? Куда ты растерял мои чувства, что хранил триста лет? Ты стал еще недоверчивее, чем я!

– Я не хочу, чтобы через тысячу лет в Навьем царстве остались лишь тени Кощея, – резко ответил Тень. – Болезни и порчи разбредутся по всему свету, мертвые сердцем или разумом станут жить среди людей, упыри будут бродить по дворам и пить кровь даже днем. Ты этого хочешь? Или вспомнишь, как ты стал царем мертвым, проклинаемым всеми, главным злом от моря и до моря?

Кощей молчал, а Василиса, кажется, даже не дышала.

И Тень продолжил уже чуть мягче:

– Она не примет тебя, когда узнает про твое прошлое. Что ты будешь делать? Запрешь ее колдовские силы и понадеешься, что человеческий век короток и она ничего о тебе не узнает? Сильная колдунья может жить несколько веков! Раскромсанный на две неравные половинки ты не сумеешь ни сам быть счастливым, ни Василису счастливой сделать!

Как же хотела Василиса прямо сейчас вскочить и крикнуть Тени, что его и не спрашивают даже! Видал бы он бабское счастье в деревне: выйти не за хромого и не за пьяницу да в лесу не