Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

– Хорошо. – Варя устало опустилась на колченогую табуретку, но сразу встрепенулась. – Фаина Дмитриевна, Вы сказали про госпиталь. Он работает? Наш госпиталь?

– Ну не наш, конечно. Чуть ниже по улице новый поставили, правда, деревянный пока. Ты как? Пойдешь на работу? Опыт у тебя большой, а рук у нас не хватает.

– Ну конечно. Я очень хочу. Вот только… – девушка перевела взгляд на спящего сынишку.

– А за него не переживай, в ясли пристроим. Ну и комнату вам выхлопочем, со мной по соседству. Мы всем вернувшимся рады, как родным. Или даже больше, чем родным.

– Ясли? – в Варином голосе звучало неподдельное удивление.

– Что, не верится? – Варя только качала головой. – И ясли уже организовали, и школы. А главное —Тракторный наш работает уже! – в голосе Фаины Дмитриевны звучала гордость и какая-то спокойная уверенность в том, что родной город подобно фениксу поднимается из руин и пепла. А из Вариных глаз неожиданно опять потекли слезы – она наконец-то была дома, и этот дом никто не сможет у нее отнять, и сюда, в этот дом, ещё вернуться близкие люди, и всё будет хорошо. Она молча встала, обняла Фаину Дмитриевну, хорошо сейчас понимавшую ее чувства. Женщина мягко погладила её по голове и, тоже не сказав больше ни слова, вышла.

2

Через неделю все устроилось. Митька пошел в ясли, устроившиеся в расчищенном и отремонтированном подвале разрушенной пятиэтажки, расположенной на соседней улице. Кроме него в группе было около двадцати разновозрастных ребятишек – от грудничков до казавшихся на удивление взрослыми, рассудительных шестилеток. На работу, как и обещала Фаина Дмитриевна, Варю взяли сразу и без лишних вопросов – рук действительно не хватало, и комнату выделили, хотя здесь не обошлось без трудностей – жилья не хватало ещё больше, чем рабочих рук. Однако Фаина Дмитриевна проявила невиданное упорство и доказала-таки необходимость обеспечить девушку жильем. К кому она ходила и на какие педали нажимала, Варе оказалось неизвестно, но от этого благодарность её не стала меньше. Решился вопрос и с немудреной обстановкой. В завалах, на разбор которых шли после работы все, кто был в состоянии, и Варя в том числе, можно было найти остатки мебели, из которой собиралось нечто, что можно было использовать в собственном обиходе. Так кровать, на которой спала Варя с маленьким Митькой, представляла собой железную раму с натянутым на нее брезентом и поставленную на четыре чурбака. Ну и, конечно, помогали соседи, кто чем мог. Варя давно, еще в Ветрушине, перестала удивляться тем крепам, которыми объединила людей война. Страна стала как будто единым организмом, где все помогали всем, где и радость, и горе, и последний кусок хлеба делили на всех, потому что решили не просто выжить, но и победить общего врага.

Здесь, в огромном Сталинграде, это чувствовалось ещё сильнее, чем в маленькой деревне, где все знали всех с детства. Наверное, самое большое, неизгладимое впечатление производили женщины, собиравшие сталинградских детей, которые наравне со взрослыми пережили все ужасы бушевавших вокруг них многомесячных боев. Глядя на этих ребятишек, сложно было поверить в то, что два года назад они были обычными детьми, такими же, как сотни других мальчишек и девчонок. Сейчас они походили на истощённых затравленных волчат, вздрагивающих от резкого шума и кричащих по ночам от ужаса, трясущимися руками подносящих ко рту кусок хлеба.

В госпитале, где работала Варя, до сих пор были такие дети, подобранные на улицах Сталинграда еще зимой сорок третьего и до сих пор не пришедшие в себя. Основную массу малышей собрали еще тогда, полтора года назад. Но и сейчас еще то здесь, то там, при разборе очередного завала на свет извлекались дети, все это время боявшиеся покинуть своё убежище. Это было страшное зрелище. У многих взрослых сдавали нервы, иногда слезы появлялись на глазах даже повидавших жизнь мужчин.

По вечерам, после работы, сталинградцы от мала до велика выходили на разборы завалов, постройку домов, расчистку улиц – основная часть города всё ещё лежала в руинах. И здесь тоже проявлялась та сплоченность, которая сейчас объединяла всех – от работ не увиливал никто, хотя основную массу рабочих составляли женщины и подростки, каждый из которых уже успевал отстоять смену на заводе, или на стройке, или в госпитале.

3

Лето полыхало солнцем, теплом, запахом молодой зелени. И все это вместе взятое создавало ощущение чего-то нового, возрожденного. Домой идти не хотелось, чтобы ещё и ещё надышаться, насладиться этим ощущением.

Сегодня восстановленный «Красный октябрь» вступил в строй и дал первую плавку. Во дворе завода, казалось, собрался весь город. И был торжественный митинг, и артисты и, вот чудо, духовой оркестр. Варя не слышала оркестра с начала войны, и теперь его звуки будили в душе воспоминания о той, мирной, счастливой жизни, где еще не было места боли, разочарованию, тревогам, разбившимся надеждам. Но сегодня это была не разрывавшая на части тоска, а какая-то теплая, нежная грусть. На танцы Варя не осталась, а взяв Митьку, на днях справившего свой первый день рождения, решила пройтись.

Она медленно, подстраиваясь под шаги ковылявшего за ней сынишки, шла по аллее тоненьких, высаженных этой весной акаций. Перед ее мысленным взором вставали не забытые, но размытые временем и пережитой болью образы: улыбающиеся, счастливые родители, принесшие домой маленького братишку, сразу покорившего Варино сердце, потом он сам, самозабвенно размазывающий по тарелке кашу. Варя вдруг подхватила на руки Митьку, уже не успевавшего за ней, напряженно сопевшего, но упрямо ковылявшего за матерью. Она прижала к себе сына и продолжала идти, уже не замечая и не обращая внимания на то, куда именно одна идет. А мысли продолжали кружиться вокруг дорогих ей людей. Вот тетя Аня с дядей Колей, провожающие их с Костиком в летний лагерь и дающие последние наставления, всё ещё не веря, что дети становятся взрослыми, и выражающие свою родительскую опеку. Вот сам Костик, отдуваясь, тащит два чемодана: свой и Варин, не желая уступить отцу часть своей ноши, подчеркивая тем самым, что он, несмотря на волнения родителей, все-таки уже взрослый мужчина. Вот Евгений Осипович, директор школы, открывает линейку 1 сентября в школьном дворе, заполненном цветами.

Вдруг мысли Вари заметались, а сердце забилось какими-то неровными толчками – она стояла на краю сквера, уже расчищенного и засаженного молодыми деревцами, но знакомого до боли. Варя остановилась. Еще двадцать –