Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

тридцать шагов и будет колонка, та самая, навсегда связавшая их с Егором невидимым узами. Ей казалось, что именно эти несколько десятков шагов отделяют её прошлую жизнь от настоящей. Сейчас в ее мыслях был мир, а там, на другом конце сквера была война, война, принесшая ей самое большое несчастье и самое большое счастье. Варя вздохнула поглубже и двинулась вперед.

Колонка работала. Вокруг неё, ожидая своей очереди, стояли несколько женщин, оживленно что-то обсуждавших, и весело щебетали ребятишки. Варвара остановилась чуть поодаль и никак не могла отвести взгляда от звенящей струи, наполняющей ведро. Одна из женщин оглянулась, и, по-своему истолковав Варин взгляд, предложила напиться. Варя, действительно вдруг почувствовавшая, что в горле буквально пересохло, поставила Митьку на землю и с жадностью подставила горсти под ледяную струю. Напившись, она поблагодарила женщин и только теперь решилась посмотреть в сторону дома, в развалинах которого занимал позиции отряд Большакова. Но развалин больше не было, на этом месте строили новый дом, выросший уже до второго этажа. Сейчас там сновали женщины-рабочие, гудел трактор, фыркая подъехал грузовик с какими-то материалами. И Варя, еще несколько секунд постояв, решила подойти поближе.

Ничто здесь сейчас не напоминало о произошедших событиях. Ходы сообщения были закопаны, земля выровнена, на месте развалин поднимались новые стены. И, тем не менее, Варя не могла отвести глаз от этого дома. Память услужливо предлагала одну картину за другой, в ушах звучали взрывы и автоматные очереди, перемежающиеся сиплыми «Р-р-а-а-а-а....». Неизвестно, сколько прошло времени, и вдруг Варя поняла, что она здесь не одна. Оглянувшись, она увидела женщину, по-деревенски повязанную платком, державшую в одной руке маленький узелок, а другой обнимая девочку лет шести. Она стояла на другой стороне улицы также неподвижно, как Варвара и не отрываясь смотрела на тот же дом. Не понятно почему, но женщина вдруг тоже оглянулась, глаза их встретились, но в них не мелькнуло узнавания, а только какая-то неведомая общая боль, которая заставила их шагнуть навстречу друг другу.

Женщина заговорила первой:

– Муж мой тут… убит… Кузьмичев Петр…

Варя медленно перевела взгляд с женщины на девочку, потом назад. В ушах её зазвучал шум боя, в который вклинился отборный мат солдата, протягивающего Варе раненную руку. Потом тишина, детский плач, прильнувшие к брустверу бойцы, напряженно наблюдающие за ползущей фигурой, которая вскакивает, бросается вперед и пронзенная автоматной очередью падает, прикрывая собой плачущий, копошащийся комочек. Грохот атаки, взорвавший тишину.

Что-то в изменившемся лице Вари заставило женщину приблизиться и взять её за руку, заглянуть в замутненные воспоминаниями глаза.

– Ты что-то знаешь? Видела его?

Варя только кивнула, не в силах произнести ни слова из-за стоявшего в горле комка. Женщина не настаивала, просто молча держала её за руку, прикусив побелевшие губы. Наконец девушка вздохнула:

– Вы жена? Как же Вы?.. Откуда?

– Командир мне их написал, – голос женщины трепетал, слова, как и Варе, давались с трудом, – Большаков Егор, – Варя вздрогнула, – написал… «Погиб… смертью храбрых…» и адрес ещё, где бой был… Вот мы и… приехали с дочкой… с младшей. Посмотреть, где погиб папка наш… Могилку-то не найти. И есть-ли она… Узнать бы, где…

– Я знаю…

Варя, не говоря больше ни слова, повернулась и пошла в сторону площади, забыв про стоявшего рядом Митьку, которого женщина подхватила на руки, двинувшись следом. Девочка тоже молча пошла за ними.

Варя знала, где похоронено большинство тех, кто был тогда в их отряде и погиб в развалинах того дома. Во время боев могил не копали, мертвых просто присыпали землей и битым кирпичом. Уже потом, после освобождения Сталинграда, их перенесли в братскую могилу, найти которую помогла Варе Фаина Дмитриевна. Девушка часто заворачивала сюда по дороге на работу, клала скромные цветы, подолгу стояла у последнего приюта тех, с кем прошли несколько месяцев ее жизни. Но она всегда была здесь одна – разделить свои чувства и свои воспоминания было не с кем. Они прошли через площадь, свернули на соседнюю улицу. Вот и надгробный камень, установленный вместо памятника, а рядом табличка с именами тех, кто за жизнь Вариного города заплатил самую высокую цену, отдал собственную жизнь.

Женщина поставила Митьку на землю, обошла Варю и какое-то время молча стояла, глядя на камень. А потом ноги ее будто подкосились, и она рухнула на колени, потом уткнулась головой в почти уже незаметный холмик, ставший крышей для последнего дома её мужа. Она не плакала, не голосила, она просто крепче и крепче вжималась в землю, словно хотела раствориться в ней, проникнуть сквозь ее толщу и соединиться с любимым человеком.

Это молчаливое горе, невысказанная боль разрывало сердце Вари, как будто часть этой боли передалась и ей. Одной рукой она прижимала к себе Митьку, другой обняла девочку по лицу которой текли слезы, оставляя на щеках темные дорожки. Но слезы эти были такими же тихими, как горе её матери. Понимал ли этот ребёнок, о чём плачет, чувствовал ли горе от утраты отца, которого вряд ли помнил, или просто интуитивно воспринимал материнскую боль – Варя не знала, но зато она знала, что в стране сейчас тысячи и тысячи детей, чьи глаза наполнены слезами, слезами боли, ужаса, горя, детей, чьё детство безжалостно пожрала война. И она точно знала, что за всё это должна быть неминуемая расплата! И она неминуемо настанет. В ней медленно закипала злоба, которая почему-то принесла неожиданное облегчение.

Прервав Варины мысли, женщина поднялась на ноги – лицо ее посерело, но глаза сверкали, будто после свидания. Это и было ее свидание с мужем, отцом ее шестерых детей. Последнее, но от этого не менее желанное. Она достала из-за пазухи мешочек и вытряхнула из него горсть земли, которую рассыпала над холмиком. Это был её последний долг перед мужем, обусловленный вековечными русскими традициями. Теперь у неё оставался другой долг – долг перед его детьми, которых предстояло вырастить одной, самой, несмотря ни на что. И решимость во что бы то ни стало этот долг выполнить предала ее лицу какое-то новое выражение, и будто бы вернула ей силы.

Она обняла дочь, вытерла ей слезы и протянула Варе руку:

– Евдокия Семеновна, тетя Дуся…

– Варвара. Варя…

– Ну вот и познакомились. Ты ведь знаешь, как все тут было? – это был не вопрос и не утверждение, но Варе захотелось вдруг рассказать этой женщине всё-всё, про отряд, про Егора, про спасенного её мужем малыша.

– А пойдемте ко мне. Вы где остановились?

– Да нигде. Вышли вот на вокзале, и сюда. Адрес в письме