Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

полном молчании вышли на берег. Внизу заблестела Волга, и Варя, отвлекшись от своих мыслей, вдруг узнала это место. Именно сюда, к этому косогору, несла она когда-то малыша, найденного возле убитой матери, спасая которого погиб Кузьмичёв. Они остановились как раз у того самого места, откуда начали свой спуск раненые в ту дождливую ночь. Вниз по-прежнему вела еле заметная тропа, с которой Варю смело тогда взрывной волной. Именно здесь она последний раз увидела людей, не раз спасавших ей перед этим жизнь. Именно отсюда возвращалась она в отряд Большакова, с которым никогда больше надеялась не расставаться. Но жизнь и война решили всё по-своему. И вот теперь ее собственный ребенок спит за занавеской в бараке, построенном для возвращавшихся в свой разрушенный город людей, её, и Егора. Жив ли он? Вернётся ли? А Костик вернулся – эта мысль выдернула ее из воспоминаний и заставила повернуться к своему спутнику.

– Расскажи о себе. Где ты был? Как все было?

Но Костя молчал, глядя вниз на чернеющую воду, по которой разбегалась лунная дорожка, как будто зовя за собой в темную непроглядную бесконечность. Варе даже стало не по себе. Наконец он медленно, будто нехотя заговорил:

– А знаешь, отец был прав. Помнишь, тогда, в сорок втором, в тот вечер, когда он вернулся. Он сказал, что война – это боль, страх, и грязь. И он оказался прав… За эти три года я видел столько боли и столько грязи, что хватило бы на пять жизней.

Варя пораженно молчала – такие мысли никогда не приходили ей в голову, хотя слова дяди Коли тоже вспоминала. Ей часто было больно и страшно, она видела смерть в осажденном Сталинграде и каторжный труд в тылу, переживала боль от утраты близких людей и болела душой вместе с теми людьми, которые тоже испытывали эту боль. Но так, как Костя, она не думала никогда. Война представлялась ей огромной общей бедой, бесконечно тяжёлой и мучительной. Но именно от того, что она была общей, ее смогли пережить, разделив на всех – мужчин и женщин, старых и молодых. А Костя продолжал:

– Да, эта грязь была повсюду: в окопах, в болотах, в одежде, в головах в душах. И от этого было ещё больнее. Больно быть раненным, больно терять родных, друзей, с которыми только что ел из одного котелка, но от того, что кто-то безжалостной рукой посылает тебя в эту мясорубку ради очередной звезды на собственных погонах, ради собственных амбиций, становится стократ больнее. И от всего этого люди теряют человеческий облик. Да, очень часто теряют. Вот ты! – он резко повернулся к Варе, буквально выплюнув последнюю фразу, так что девушка даже отшатнулась.

– Я?!

– Да, ты! Твой ребенок! Он от Большакова? – Варя только кивнула, окончательно растерявшись. – Разве это было бы возможно, если бы не война!

– Возможно что? – по спине Вари пополз озноб то ли от ночной сырости, то ли от тех слов, которые сейчас бросал ей в лицо Костя.

– Ребёнок. От случайного человека, который элементарно воспользовался твоей детской наивностью и спокойно отправился дальше.

– Костя! – теперь Варю просто трясло.

– Что Костя? Скажешь я не прав? – Варя в ужасе качала головой. – Война закончилась! И где он? Он знает про пацана?

– Нет. – Слезы застилали глаза, и Варя почти ничего теперь не видела за их мутной пеленой.

– Нет? А следовало бы! Следовало бы поинтересоваться, что стало с девочкой, которая ублажала его в холодные военные будни.

И тут Варина рука сама собой взлетела и со всей силой опустилась на его лицо. Девушка развернулась и бросилась бежать куда глаза глядят, подальше от человека, не просто унизившего ее, но растоптавшего сейчас её надежду, разметавшему ее веру, безжалостно обрушившего на нее слепую безнадежность.

***

Она бежала в полной темноте, не разбирая дороги. Но вдруг поняла, что однажды уже убегала от Костика, убегала вот так же, не чувствуя под собой ног. Поняла и остановилась. Он догнал её почти сразу, судорожно вцепился в плечи и развернул к себе. И вдруг принялся ее целовать, жадно, грубо, причиняя боль. Но Варя не сопротивлялась. То, что сейчас происходило, заставляло дышать, чувствовать себя живой, размывало боль, рвущую на части душу.

Почувствовав, что Варя не сопротивляется, Костя ослабил хватку, а потом и вовсе отстранился, просто придерживая теперь её за плечи.

– Прости меня. Прости… – он говорил тихо, почти шёпотом, но каждое слово как будто впивалось в девушку, – Ты знаешь, что я люблю тебя. Всегда любил. Даже, когда узнал, что ты с этим.... Я убить тебя был готов! Но любить не переставал никогда. Выходи за меня. Я всё дам тебе, всё, всё для тебя сделаю. Хочешь, я пацана усыновлю. А хочешь, уедем. Далеко, где нет никаких воспоминаний, где больше не будет больно. И мы будем счастливы, обещаю.

А Варя вдруг почувствовала огромную, нечеловеческую усталость, как будто из неё разом ушли вдруг все силы. Она развернулась и медленно пошла в сторону дома, бросив только:

– Потом. Потом поговорим. Всё потом…

Она знала, что Костик не пойдет за ней сейчас.

***

В эту ночь Варя не сомкнула глаз. Никогда раньше она задумывалась, права ли была тогда, холодной военной осенью, когда без оглядки отдалась своим чувствам. Она полностью, безоговорочно верила Егору, верила в свою любовь и в его. Никогда она не усомнилась в ней, ни разу, ни тогда, ни потом не возникла у нее мысль, что она могла ошибиться. И вот теперь оказывается, что все могло быть совсем не так. Или не могло?

Почему она решила, что Егор любит её? Разве хоть раз он сказал ей об этом? Откуда взялась уверенность, что он испытывает те же чувства, что и она? Варя лихорадочно пыталась найти ответ на мучившие ее вопросы. Казалось, она помнит каждый взгляд Егора, до сих пор чувствует каждое его прикосновение. Разве мог бы так смотреть человек, который не любит? А в самые близкие моменты, когда он поднимал ее на немыслимые высоты, когда души их парили, взявшись за руки, над всем сущим, могла ли она ничего не значить для него. А может, у мужчин всё проще? Может быть им всё равно, и они могут чувствовать это с любой женщиной?

Всё это просто не укладывалось в голове. Всё это было немыслимо, и просто не могло быть правдой. Варя знала, она каждой своей клеточкой чувствовала, что в те моменты он растворялся в ней так же, как она растворялась в