Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

сделать больше ни шагу. Стало слышно, как забарабанил дождь по ступенькам крыльца и все мужчины разом повернулись к ней. Костик тут же вскочил, легко подняв с пола свое молодое, крепкое тело, и забрал у нее белье, сгрузив его в корзинку у стены, на ходу рассказывая что-то про новые карточки, которые теперь будут давать на заводе. За ним подскочил и Митька, кинувшись к матери и лопоча что-то про принесенную Костиком машину. И только отец недвижимо молчал, как всегда. Вот только в глазах его заплескались вдруг сочувствие и какая-то затаенная боль. Варя молча присела к столу, опустив голову на руки. А отец, всё также молча, стал гладить её по голове. Митька, кажется, понял, что что-то не так, и поспешил забраться к матери на колени, ища убежища от того, что еще не произошло, но будто бы должно произойти. Костик вдруг резко замолчал, оборвав себя на полуслове. Несколько минут царила абсолютная тишина, только дождь барабанил за окном, набирая силу.

– Варя, что-то случилось? – Костик подошел к девушке. Она молча покачала головой. Но мужчина не удовлетворился ничего не значащим кивком. – Варя, где ты была? – в ответ ни слова. – Варя!

– Ничего не случилось. Просто я устала. Очень. – Варвара поднялась с табуретки и двинулась к печке. – Вы поели?

– Мы поели. Варя!

– Костик, ну, пожалуйста, – Варвара стала передвигать чугуны, ловко перекладывая в миску теплую ещё картошку, наливая воду. Руки ее действовали быстро и споро, как будто живя своей, отдельной жизнью. Через несколько минут на столе оказались миски с картошкой и со свежевымытыми огурцами, полбуханки хлеба, а Варя умывала барахтающегося Митьку.

А дождь всё стучал, стучал, тяжелыми ударами отдаваясь в голове и в сердце, размывая мысли, дробя на осколки надежды.

Наконец мужчины оказались за столом и принялись за ужин. Все молчали. Варя тяжело привалилась к стене, отвергнув приглашение присоединиться к трапезе и теперь молча рассматривала сидевших за столом, таких разных и таких близких мужчин.

Седая голова отца, тяжело нависшая над сгорбленными плечами. Светлая непокорная шевелюра Костика с такими знакомыми с детства вихрами, не поддающимися никаким расческам. Серые, отливающие серебром глаза Митьки, теперь осоловело слипающиеся. Варя подхватила сына на руки, прижав изо всех сил, вдыхая его детский, сладковатый запах. Митька вздохнул и положил голову ей на плечо, засыпая. И Варя стояла, тихо укачивая его, не в силах выпустить. Костик внимательно посмотрел на неё, ни слова не говоря встал и откинул занавеску, прикрывающую тяжелую самодельную кровать, где Варя спала с Митькой. Варвара аккуратно опустила сына на соломенный матрас, прикрыла одеялом и долго ещё сидела, поглаживая головёнку, темневшую на подушке.

Отец с Костиком о чем-то говорили. Вернее, Костя говорил, а отец только изредка кивал головой, вернувшись к своей поделке. Варя поднялась с кровати и стала собирать посуду со стола. Опять громыхнул гром, отдаваясь стуком на крыльце. Варвара даже не сразу поняла, что в дверь действительно стучат. Но отец вдруг поднял голову, прислушиваясь. Вот опять стук. Все непонимающе переглянулись – кто мог прийти в такую погоду? Костик поднялся было с табурета, но Варя, повинуясь какому-то внезапному порыву, уже метнулась к двери и рывком распахнула её. Из пелены дождя вынырнула большая фигура, закутанная в мокрый плащ. Горячие волны побежали по спине Варвары, а мужчина, откинув капюшон, уже прижимал её к себе:

– Варя, Варечка, я должен тебе сказать. Это неправда, что я не думал о тебе, неправда. Ты всегда была со мной, в мыслях, в сердце. Ты мой самый родной человек!

А девушка молча льнула к нему, не обращая внимания на тут же промокшее платье. Она просто не могла говорить – горло сковал спазм, и только сильнее прижималась к сильному телу, гладя Егора по щекам, по груди. Но вдруг тело мужчины окаменело, он сжал руками её плечи и отодвинул от себя. Варя подняла глаза к его лицу – серая сталь плеснула оттуда. Егор смотрел на Костика:

– Я… кажется, помешал?! Извините…

– Егор, – Варя продолжала цепляться за него, но ставшие вдруг железными руки крепко держали её, – Егор!

Костик поднялся из-за стола и молча смотрел на пришельца, упрямо наклонив голову, скулы его нервно ходили, кулаки сжались. Варя перевела взгляд на отца, как бы прося помощи, каких-то объяснений. А в его глазах заплескалась вдруг боль, и тревога. Тяжелую тишину нарушил детский голосок:

– Мама. – Митька выглядывал из-за занавески и тёр кулаками заспанные глазёнки, – Мама.

И словно почувствовав общее напряжение и испугавшись незнакомого чувства, ребенок подковылял к Варваре, обхватив её колени, – Мама!

– Мама?! – Его перевел взгляд на Митьку, потом глянул на Варвару. Теперь глаза его метали стальные молнии. Он жёстко отстранил от себя девушку и, ни слова больше не говоря, вышел за порог, рывком захлопнув дверь.

Исторгнув какой-то дикий стон, девушка метнулась за ним, и её тут же поглотила пелена воды, уже скрывшая уходящую фигуру.

– Егор! Его-о-о-р! – голос ее растворился в бушующей стихии. Варя попыталась бежать, но тут же поскользнулась, упав на колени в жидкую грязь. – Егор! – раскат грома был ей ответом. И не было больше ничего, ни света, ни воздуха, ни самой жизни.

Выбежавший следом Костик поднял её с колен, подхватил на руки и внес в дом. Прямо поверх мокрого платья завернул её в одеяло, поданное отцом, и опустил на кровать. Девушку душили рыдания, все тело сотрясала дрожь. И только сделав несколько глотков горячего чая, поданного Сергеем Дмитриевичем, она стала приходить в себя. Костик, до этого крепко прижимавший её к себе и укачивающий её как ребенка, аккуратно уложил Варю, прикрыв сверху ватником и тихонько вышел, задернув занавеску.

***

Выбежав из дома, Егор размашистым шагом, почти бегом, пересек улицу и привалился спиной к молодому дереву, посаженному уже после войны, но уже достаточно широко раскинувшему свою крону, сквозь которую почти не проникали струи дождя. Первые минуты он не мог ни о чем думать, только видел Варины глаза, наполненные какой-то неизбывной болью и тоской. «Но почему болью? Она ведь должна быть счастлива. У нее муж, ребенок, откуда тогда такая тоска?» – Теперь мысли потекли в определённом направлении: «Как она могла? Тогда, в сорок втором, она излучала тепло и любовь, светящуюся в её глазах? И он поверил ей, поверил этому наивному взгляду, смотревшему на него с немым обожанием. Но любовь ли это была? Или просто желание на кого-то опереться, найти какое-то утешение после всех потерь, постигших девушку? Она была очень, очень молода, совсем девочка. Что могла