Счастье в огне - Мария Васильевна Захарова

неё, вглядываясь в личико младенца и что-то мурлыкая себе под нос. Варя не мешала ей, стараясь не подходить в такие моменты, чтобы не нарушить робкое счастье, мелькавшее теперь в глазах хозяйки, хотя сначала не переставала удивляться произошедшей в женщине метаморфозе, но потом привыкла и стала использовать время, которое Таисия Петровна проводила с Митькой, чтобы как можно больше помочь той по хозяйству.

Митькой ее сын оказался как будто бы случайно – пока ребенок не появился на свет, Варя не думала, будет это мальчик, или девочка, ей было всё равно, тем более она не задумывалась об имени для него. Всё получилось само собой, когда она открыла глаза, очнувшись от долгого, глубокого, но восстановившего ее силы сна, и бросила взгляд на кукольное личико ребёнка, тихо посапывавшего около неё, первое, что она произнесла, было – Митька. Осталось непонятным даже ей самой, приняла ли она, одурманенная сном, увиденного младенца за погибшего брата, или интуитивно назвала этим именем сына, но сидевшая возле неё в этот момент Татьяна тут же объявила односельчанам, что новорожденного ветрушенца нарекли Дмитрием. И вопрос об имени отпал сам собой.

Споры насчёт работы прекратились сами собой, причем самым неожиданным образом. Толстая, одышливая Агафья, готовившая обеды для ветрушенцев, работавших на уборке хлеба, умудрилась подвернуть ногу и теперь не могла передвигаться между столами и котлами. Пришлось Таисии Петровне поставить на готовку Варвару.

Летняя кухня была оборудована прямо за током, так, чтобы молотильщики могли обедать, не тратя время на дорогу. Отсюда же отправляли обеды в поле. Навес над столами удлинили и закрепили под ним люльку, где теперь мог проводить свои дни Митька, находясь под присмотром матери, и Варя с радостью принялась за работу.

Казалось, сама природа решила наконец хоть как-то облегчить страдания людей и по крайней мере обеспечить их едой на предстоящую зиму. Дождей не было уже которую неделю – в избытке заготовили сено и уже заканчивали жатву на дальних полях, но были еще овощи, хозяйственные постройки требовали ремонта, поэтому работа продолжала кипеть. Колхозники уходили из дома еще затемно и возвращались, когда солнце уже клонилось к западу, а еще нужно было успеть обиходить скотину и собственный нехитрый огород.

Картошка и овощи были в этом году посажены и у Таисии Петровны, но она лихо управлялась с грядками сама – в женщину как будто вливались новые силы, и она неутомимо их использовала в колхозе и дома, находя еще время тетешкать Митьку, когда в течение дня оказывалась рядом с летней кухней. Поэтому Варя, закончив работу, перемыв и выставив на просушку посуду, брала сына и шла к реке. Она бесконечно любила эти тихие вечера под раскинувшимися ивами, купавшими свои ветки в воде, наполненные тишиной, дающие возможность подумать о своем.

Подолгу вглядывалась Варя в личико Митьки, пытаясь уловить малейшие изменения в чертах малыша, прежде по-младенчески размытых, а теперь всё больше напоминавших отца. Нет, он не был безоговорочно похож на Егора, было в нём что-то, неуловимо напоминающее Варину маму, Ольгу Евгеньевну, но вот глаза, приобретавшие со временем яркость и осмысленное выражение, смотрели на мир отцовским взглядом.

И глядя в эти родные глаза, Варвара вспоминала дни, часы, минуты, проведённые рядом с Егором. Она не думала о будущем, не представляла, каким оно будет, но в то, что оно наступит, и в то, что рядом с ней в этом будущем будет Егор, она знала, просто безоговорочно в это верила. По-другому быть просто не могло, как не могло солнце взойти вдруг на западе.

***

Закончилось лето. Потом как-то совсем незаметно пролетел сентябрь. И вот, наконец, ветрушенцы вздохнули с облегчением: план по хлебозаготовкам был выполнен почти на сто пятьдесят процентов, колхозники получили на трудодни достаточно зерна, чтобы спокойно перезимовать, корма были заготовлены и колхозной скотине не грозил больше голод.

Но люди радовались не только урожайному году – в войне наступил совершенно определенный перелом, наметившийся еще в прошлом году на берегу Волги, а теперь полно и явно утвердившийся. Война развернулась лицом на запад и неумолимо двигалась к порогу фашистской берлоги. Наши войска не только устояли под Курском, но и перешли в контрнаступление, разгромили вражеские полчища и, не останавливаясь, двинулись дальше, вгрызаясь в немецкую оборону, перемалывая ее металлическими челюстями механизированных корпусов и орудий, усиливая мощь наступления естественными чувствами питаемых праведным гневом людей, возвращавшихся на свою на изуродованную, обезлюдевшую землю, освобожденную от оголтелых оккупантов, которые получили приказ при отступлении не оставлять за собой ничего живого.

Чем дальше на запад отодвигался фронт, чем больше становилось освобожденных территорий, тем чаще у Вари стали возникать мысли о возвращении домой, в родной Сталинград. Она думала об этом все чаще, хотя вслух об этом ни с кем не говорила. Сердце ее осталось там, где был ее разрушенный дом с воронкой во дворе, ставшей могилой матери и брата, где она встретила Егора, где зародилась жизнь ее сына, куда когда-нибудь вернутся те, кто останется в живых.

10

С наступлением холодов и окончанием уборочной страды необходимость готовки для колхозников отпала, и Варвара решила, что должна вернуться на скотный двор, где работала прошлой зимой и весной. Но тут опять обнаружилась непреодолимая преграда в лице Таисии Петровны, категорически заявившей, что ребёнку на скотном дворе не место, а оставить его не с кем, следовательно, Варя должна сидеть дома и заниматься сыном. Девушка в свою очередь доказывала необходимость выхода на работу для выработки трудодней и своё категорическое нежелание сидеть на шее у хозяйки, так как собственного сына обязана обеспечивать сама. Услышав Варины возражения, Таисия Петровна опешила, потом категорически обиделась, но мнения своего не изменила. Баталии продолжались не один день, заканчиваясь то хлопаньем дверями, то слезами, то угрюмым молчанием. Наконец консенсус был найден, и Митькина люлька перекочевала в правление, под бдительное око Таисии Петровны, прекратившей бегать по колхозу и решавшей теперь все дела только здесь, на месте. Впрочем, колхозники были только рады, что лишились круглосуточного присмотра, а неуловимого бригадира теперь всегда можно найти на месте и решить все вопросы, а пока они решаются, можно и посидеть в тепле, и новости разузнать. Теперь правление было центром притяжения селян, а Митька, будучи в Ветрушине единственным младенцем, медленно, но верно становился всеобщим любимцем. Никто из посетителей правления не проходил равнодушно мимо люльки: кто-то делал «козу», кто-то ласково сюсюкал, кто-то просто улыбался, глядя на гулящего малыша. И очень часто возле колыбели оказывались гостинцы,