Американка - Хэдди Гудрич

в своем черном пальто, и его лицо кажется еще бледнее в мертвенном свете звезд. Я была парализована вихрем своих мыслей и не могла совершить самый логичный в этой ситуации поступок. Нужно было дойти до исторического центра и увидеть все собственными глазами.

А потом, как-то днем после последнего урока я услышала гул мотора. Я бросила книги в рюкзак и побежала к выходу. Раффаэле был цел, невредим и просто сиял. Он улыбался, как актер на постере. Может, он был счастлив, что заставил меня страдать столько дней. В его легкой и одновременно многозначительной улыбке я увидела отражение всей двойственности его натуры.

— Не сядешь?

— Нет.

— Да ладно, залезай. У меня для тебя сюрприз.

Любопытство победило гордость, тело оказалось сильнее разума. Мотоцикл понесся вперед. Мои ноги были прижаты, буквально приклеены к его телу. Как я скучала! Раффаэле сбросил скорость, только когда мы въехали в его район. О ненастье здесь напоминали лишь тонкая пленка грязи на асфальте и остатки мусора, принесенного на улицу, словно ручьем. Воздух был чист и разряжен, как после простуды. Дом Раффаэле не пострадал. Мы оставили мотоцикл у входа, но не поднялись в квартиру.

— Пойдем, я покажу тебе дом моей сестры Тицианы.

— Но сейчас время обеда.

— Там никого не будет.

Как обычно после езды на мотоцикле, мои ноги отвыкли ходить по земле. Я шла как во сне. Дорога вела немного вверх, к Фаито, сочно-зеленой в солнечном свете. Я шагала легко, меня наполняло непонятное счастье. Мы шли в тени, и мне грустно было терять ласку солнца. Раффаэле остановился у подъезда дома из посеревшего камня, позвенел ключами, которые, наверное, тоже нашел в ящике с одеждой.

— Боишься? — спросил он.

— Тебя?

— Этого дома.

Вход был грязным, перепачканным землей. Его укрепили деревянными лесами, напоминающими средневековую катапульту. Дырявая стена, из которой торчали электрические провода, казалась развороченным брюхом робота.

— Землетрясение неплохо потрудилось над домом, — произнес Раффаэле.

Он рассказал, что год назад отвалился карниз и чуть не убил какого-то беднягу, который как раз под ним проходил. Карниз ударился о землю и развалился в пыль, почти кокаиновую. Обвал на прошлой неделе стал последней каплей. Небольшой поток грязи спустился по фасаду и затек в квартиру вдовца на первом этаже. Грязь наполнила целую ванну и нарушила устойчивость всего здания. Теперь дом находился в аварийном состоянии и был непригоден для жизни. Сестру Раффаэле с мужем и детьми эвакуировали вместе с остальными семьями. Всю неделю Раффаэле помогал ей переезжать. Она временно поселилась в гостинице на склоне Фаито — жертва обвала вернулась к палачу. Поэтому Раффаэле и не приезжал. Семья его сестры переехала как раз вовремя, по крайней мере, городские власти так считали. Говорили, дом может рухнуть в любой момент.

— Пошли.

Он взял меня за руку, и мы поднялись по потрескавшейся лестнице. В пролете стояла детская коляска — фиолетовая, припорошенная известью. Мы прошли мимо ниши со скульптурой Папы Пия, перед которой в емкости из-под «нутеллы» стояли искусственные маки. Квартира сестры Раффаэле находилась на пятом последнем этаже.

Электричество в доме пока не отключили. Раффаэле включил свет. Перед нами открылся желтый, как банан, коридор. Везде торчали гвозди: видно, что люди унесли все, что могли: картины, фотографии, телефон… Квартира манила меня своей нагой беззащитностью. Слава богу, мне не требовалось звонить Аните — она весь день была в Неаполе на собрании — и предупреждать, что я опоздаю. Я не спеша прошла вглубь этой квартиры-скорлупки, от которой будто остался один пустой мешок, и поискала следы семьи, жившей здесь скромно, но с достоинством. Следов оказалось не так уж много, Раффаэле потрудился на славу. Складной стол в развороченной кухне, полотенце с оранжевыми квадратиками и следами томатного соуса. Плюшевая рыжая лиса со свалявшейся шерстью, которая лежала на коричневом диване из искусственной кожи, отодвинутом от стены в гостиной. Башня коробок с надписями на наклейках: «Одежда Чиро», «Счета». Черная плесень между плитками под обожженный кирпич. Смятые простыни на двуспальной кровати, где супруги пережили одно из самых страшных пробуждений на свете. Ставни были наполовину опущены, словно в доме царил траур. Бутылка геля для душа в ванной… Повсюду — запах пеленок и белых грибов.

— Квартиру только привели в порядок, — сказал Раффаэле. — Она принадлежала свекрови моей сестры, но Тициана сделала ремонт, когда вышла замуж. Пока дом не обрушился, я должен вернуться на днях и забрать дверные ручки, лампочки и прочее.

Он сел на диван, раскинув ноги, словно устал от одной мысли о тяжелом переезде. Потом Раффаэле брезгливо отодвинул лису, лег и похлопал по пустому пространству рядом.

— Что ты там стоишь? Иди сюда, не мучай меня.

Сначала я оскорбила дом Тицианы своим присутствием и пристальным взглядом. Теперь я лежала, прижавшись к ее брату с опьяняющей уверенностью в том, что перешла черту. Диван скрипел под нами, а может, это был пол, или стены, или хрупкий фундамент. Мы прижимались друг к другу и долго целовались, глубоко проникая друг в друга. Мы лежали на тонком льду озера, который мог проломиться в любой момент, достаточно одного резкого движения. Мы могли продавить диван одним весом наших тел, растопить его нашим теплом. Мы могли погибнуть, но в это мгновение важно было только одно: мне не хватало Раффаэле, а ему — меня. Он признавался в этом поцелуями, беспорядочными движениями рук, пытающимися расстегнуть мою куртку, обвивающими меня ногами, которыми он цеплялся за меня, словно боялся упасть.

— Это мой замок, — прошептал он мне на ухо. — А ты моя принцесса.

Раффаэле трогал мои спутанные волосы и мятый свитер, гладил меня по спине, по груди. В его крупных руках я казалась маленькой, но это было приятно, меня легко можно было поднять и повернуть. Весь дом оказался в нашем распоряжении. Да, тут опасно и горела всего одна лампочка в коридоре, освещая банановые стены, но у нас имелись ключи, и сейчас этот дом — наш. Теперь я знала, чего хотел Раффаэле, знала, чем все закончится, и по моему телу пробежала крупная дрожь.

— Ты и правда боишься, — произнес Раффаэле задумчиво.

— Может, я просто замерзла.

— Но разве у вас в Чикаго зимой не высоченные сугробы?

— Да, но в квартирах всегда есть отопление.

— Вот черт, а мы еще и печки все унесли.

— А тебе разве никогда не бывает холодно?

— Нет, я дрожу, только когда мне страшно.

— И кто тебя пугает? Старушки?

— Не только, — ответил он и провел большим пальцем по моей нижней губе. — Я боюсь привидений.

— Мы