Американка - Хэдди Гудрич

— Мой отец не боялся.

Его отца звали Винченцо, но все называли его Энцо. В молодости он был очень беден, у него всегда были дырявые ботинки и дырявые карманы. Его жизнь была ускоренным курсом по искусству выкручиваться. Поэтому, когда отцу Раффаэле предложили работу ночного сторожа на кладбище, куда часто заявлялись воры, он не задумываясь согласился. Старое кладбище располагалось недалеко от города, рядом с железнодорожными путями, по которым проходил поезд, соединяющий Граньяно с остальным миром. Ночью на этом кладбище пропадали вазы с цветами, фотографии усопших в рамках, четки — в общем, все, что можно было унести. Для голодного человека нет ничего святого. Энцо и его другу не полагалось оружия. Они просто должны были спать под открытым небом на видном месте. Иногда чтобы напугать людей, достаточно вести себя уверенно, главное — нельзя сомневаться. Если начнешь колебаться — все пропало.

Отец Раффаэле предложил напарнику провести первую душную летнюю ночь в капелле из прохладного и гладкого мрамора. Но напарнику не хотелось спать на мертвецах. Поэтому друзья расположились неподалеку, на колкой траве посреди освещенных свечами могил. Энцо делал вид, что спит, рассматривал маленькие оранжевые огоньки, которые пульсировали в неподвижном воздухе, и слушал стрекотание соревнующихся друг с другом сверчков. На самом деле Энцо следил за другом, который лежал к нему спиной. Когда тот наконец захрапел, Энцо встал и тихонько прошел к капелле. Там он начал стонать, как будто у него болит душа, и размахивать руками, что издалека выглядело как движение отрезанных конечностей. А потом как ни в чем не бывало Энцо снова лег рядом с другом на траву.

— Энцо, Энцо, — прошептал его товарищ, — проснись, в капелле кто-то есть.

Энцо притворился сонным:

— Что?

— Не знаю, там что-то движется и стонет.

— Вор?

— Нет, — ответил толком не проснувшийся друг, — да нет, наверное, ничего там нет. — Через несколько минут он снова заснул.

Энцо встал и опять пошел в капеллу, где принялся размахивать руками и завывать еще громче. На этот раз не было нужды возвращаться к другу: тот вскочил и убежал с кладбища, крича от ужаса. Энцо провел остаток ночи в капелле. Там он и спал все время, пока был сторожем, получая оплату за двоих.

— Вот каким был в молодости мой отец. Принимал любой вызов. Он был смелым, изобретательным, обаятельным. Он понимал людей, умел смотреть им прямо в душу, поэтому ему легко было убедить других принять его сторону. Отца любили, он никогда не выходил из себя и держал свое слово. У него были все качества, чтобы стать настоящим господином. Он мог стать хозяином Кастелламмаре, если б захотел. — Раффаэле смотрел в потолок, положив руку на свой высокий лоб. — Но он так и остался никем.

У Винченцо не было ни правильной фамилии, ни знакомств. Он стал отцом семейства и нашел работу на цементном заводе, этом промышленном реликте, который сейчас кишел контрабандистами, мошенниками и огромными крысами. Наверное, я видела этот завод, проезжая по дороге в Сорренто. Он как будто прощался с Кастелламмаре, уподобившись поднятому пальцу. Завод закрыли после многочисленных ни к чему не приведших забастовок. Раффаэле тогда было шесть лет, и отцу приходилось кормить восемь ртов. Но это были семидесятые, время абсолютного владычества харизматичного Кутоло[21]. Тогда безработица оборачивалась новыми возможностями. Можно было присоединиться к организованной преступности, ухватить один из шансов, которые свистели в воздухе, как пули, и исчезали, как снежинки. Но жизнь уже потрепала Энцо, он уже отдался во власть профсоюзов, святых и сомнений. Да, его руки, которые гладили детей по голове, были чисты. Этими руками он клал в карман Раффаэле пятьсот лир. Банкноту, на которой была изображена греческая нимфа, готовая превратиться в источник воды, только бы отдаться красавцу-преследователю и не потерять девственность[22]. Энцо снова устроился рабочим на фабрику по переработке томатов. За год до того, как у него появилась бы другая возможность — в Ирпинии случилось землетрясение и потребовались строители — Энцо умер от инфаркта прямо у металлического конвейера фабрики. Его лицо казалось покрытым кровью, как будто кто-то выстрелил в него в упор. На самом деле это были просто пятна от очищенных помидоров. Энцо мог перевернуть мир, а умер ничтожной смертью, смертью женщины, смертью раба.

— А я хочу умереть господином, — заявил Раффаэле, все так же уставившись в темнеющий потолок.

Я чувствовала, что он находится далеко от меня, глубоко в своих мыслях. Чтобы вернуть его, я его поцеловала. Мы долго целовались, пока первые звезды не показались в дырах ставен, пока мы не насытились нашим одиночеством и темнотой.

— Я провожу тебя, — сказал Раффаэеле. — Мне скоро надо будет собираться.

— Куда?

— В парк.

* * *

Дом сестры Раффаэле не обрушился ни в тот раз, ни позже. Из него пропали оконные рамы, детские кроватки, а громоздкая мебель — диван, двуспальная кровать — остались. День за днем дом держался. Раффаэле даже не боялся оставлять мотоцикл у укрепленного лесами входа. Мы ходили по дому свободно, иногда босиком, пили воду из-под крана и пользовались туалетом. Я стала свободнее обходиться со временем. Однажды вечером я не успела прийти домой раньше Аниты, не оставив записку и не предупредив ее.

Анита была в ярости. Она ждала меня на кухне, уперев руки в боки, сжав губы в одну линию, словно рот был зашит. Анита приоткрыла рот, только чтобы выстрелить тремя маленькими и твердыми, как пуговицы, словами:

— Где. Ты. Была.

— Извини, Анита, я забылась, не посмотрела на время. Не хотела тебя волновать. — Я рассказала ей все как было, разве что не упомянула, что дом считался аварийным. Я верила, что Анита меня поймет. Кто лучше нее может понять наше с Раффаэле желание побыть вдвоем, наше стремление найти спокойное место, где мы бы могли встречаться? Разве это не лучше, чем вечеринки с алкоголем и взрослыми?

— Ты знаешь, что он из дурной семьи? — спросила Анита.

— Ты, наверное, путаешь с той другой семьей. Раффаэле из бедной семьи, его отец был рабочим.

— При чем тут его отец? Как бы они ни хотели реорганизовать Каморру, это тебе не Коза ностра. Тут нет династий, как в «Крестном отце», тут власть не передается из поколения в поколение. Каморра — это текучая преступность, она собирается и растворяется постоянно. Множество разных кланов, которые все время создают новые союзы. Семья, которая раньше всем управляла, сейчас может ничего не значить. Они убивают друг друга из кровной мести, поэтому в Кастелламмаре все