Обелиск - Полин Герц

Взгляд посерьезнел, голос стал ниже, и даже воздух вокруг, кажется, потерял пару градусов, будто февраль умудрился пробраться внутрь кафе. – По щелчку пальцев во всех керосиновых лампах, печах, каминах, на каждой свече погасло пламя. А спустя несколько дней, словно по тому же щелчку, пятеро молодых здоровых жителей упали замертво.

– И что же случилось потом? – нахмурилась она. – На этом смерти прекратились?

– Смерть не останавливается, Элизабет, – тихо ответил мужчина, мрачнея. – Она беспощадна, неумолима. И ждет каждого. Поэтому такие, как я, никогда не останутся без работы. Ни минуты покоя, бесконечный конвейер. И список настолько велик, что имена путаются, лица стираются из памяти. День за днем. Из года в год.

– Что-то еще? – понимая, что разговор ушел в какое-то особенно болезненное русло, она попыталась вернуть на лицо хотя бы подобие улыбки, но вышла лишь кривая гримаса. – Может, это не вся история?

– Ах, да, – дернулся Тернал, вспоминая тему беседы. – В темные времена люди склонны искать во всем божий промысел и скрытый смысл, передавая из уст в уста страшные байки. Тогда они решили, что в город пришла сама Смерть: затянутый во все черное незнакомец без имени неслышной тенью пробрался в дома добрых христиан, забрал шесть душ и исчез так же внезапно, как и появился. А местный священник, подумав, что плохо выполнял господнюю волю, не выдержал груза вины и утопился.

– Да уж. Вот так сказочка, – усмехнулась она, пытаясь унять предательский холодок, пробежавший по позвоночнику. – Боюсь, мой редактор такое в печать не пустит.

– Пожалуй, вы правы. Мистер Уиллис производит впечатление крайне рассудительного человека. Впрочем, как и вы, – мягкая улыбка уже вернулась на его лицо, и он отставил пустую чашку. – Я могу воспользоваться своими знаниями и навыками, чтобы изучить все карты, добытые вами явно незаконным путем. Но того, что я уже видел, достаточно для того, чтобы озвучить мое экспертное мнение.

– И каково оно? – Проверяя, точно ли пишет диктофон, приготовилась она.

– Не играйте со смертью, Элли. Она может показаться крайне привлекательной, возможно, даже прекрасной, но это лишь уловка. Чтобы проникнуть в ваш дом, добраться до вашего сердца. И остановить его навсегда.

На его губах все еще держалась простая легкая улыбка, но глаза заморожены, наполнены какой-то удивительно глубокой тоски и печали. И ей захотелось закрыть свои, потому что смотреть было невыносимо.

– Как называется этот город? – едва слышно, сама не зная, на кой черт, спросила в пустоту.

– Его больше нет на картах, – вернув голосу тепло, беспечно отмахнулся Тернал. – Это просто история, одна из тех, что оставляют лишь горькое послевкусие, не более. Но я не шутил. – И вновь серьезно, будто это не разговор, а русские горки, добавил он: – Не позволяйте смерти войти в ваш мир, ведь вы, как никто, достойны жизни.

Он не проронил больше ни слова. Только бросил купюру и, не попрощавшись, оставил ее одну – отрешенно смотреть перед собой.

Она не помнила, как добралась до Грин-Стрит. Не помнила, как выудила ключи и неслышно пробралась в 2В. Не помнила, как терла себя жесткой мочалкой до болезненной красноты, стоя под холодной водой.

Не помнила, как спряталась в одеяле.

Оказавшись в темноте и тишине, вспомнила каждое слово из страшной сказки об исчезнувшем свете и смерти, укутанной во все черное. Грузным кулем одеяло отправилось на пол, и она уже осторожно прокралась в прихожую, будто находилась не в собственной квартире, а на вражеской территории. Рука нащупала белоснежный клочок – от журавля мало что осталось, но она все еще видела в ломаных изгибах птицу.

Медленно пошаркала к рабочему столу, выудила из ящика потрепанную фляжку с остатками бурбона, по-тихому отлитого за спиной у невнимательного Стерна, открыла ноутбук. Отхлебнула для храбрости и провела пальцем по тачпаду.

Холодным пятном всплыли услужливо отправленные Молотом документы из морга в Портленде. На электронных копиях имя сына владельцев рыбацкой лавки. В сжатых архивах – пара десятков фотографий и даже короткое видео, снятое на любительскую камеру болельщиков местной бейсбольной команды.

«Ты его не знаешь»

Перед глазами копна рыжих волос, злые карие глаза и перекошенный рот. Она действительно ничего не знала. Ни о нем, ни о себе: просто сидела перед монитором – экран давно погас, как и свет в квартале. Одна, в темноте. В панике. В дурном сне. Потому что наяву такой откровенный бред просто невозможен. Она, как и Уиллис, верит только фактам и цифрам.

Уже нет.

Элизабет очнулась, только когда услышала щелчок дверного замка и спокойные шаги. Квартира наполнилась уже ставшим родным запахом морского бриза и далекого леса. Оборачиваться на звук нужды не было. Ее макушки коснулись теплые губы, шею и плечи погладила сильная рука. Но она даже не шелохнулась.

– Элизабет? – Человек-с-чужим-именем зажег керосинку и поднес тусклый свет к безжизненному лицу. – Давно ты сидишь так?

– Кто ты? – Не отрываясь от погасшего ноутбука, еле слышно пробормотала она. То ли самой себе, то ли ему.

Но 2В хранила тишину: казалось, что они даже не дышали. Двое в темноте, поглотившей фигуры, потому что тусклая керосинка больше не могла осветить ни дюйма: угасла, подобно звукам.

– Отвечай, мать твою! – рука сжала опустевшую флягу, и вот уже ни в чем не повинная вещица летит в стену. – Кто ты, черт дери, такой? Что тебе от меня надо, а, Морс? – Переходя на крик, растягивая не-его-имя, резко поднялась, отскочила в угол и тут же пошатнулась. Нужно было закусывать. – Что ты такое… – Пряча дрожащие губы под пальцами, Стоун попробовала отступить, но некуда – лишь стена с красным кругом, из которого не выбраться, который смыкается вокруг шеи алой лентой, не дает дышать и думать. – Что ты?

– Ты умная девушка, Элизабет, – вздохнув, Морс сделал шаг к застывшей фигуре. Еще один, и еще. Внимательно посмотрел в огромные зеленые глаза: в них больше нет жизни, один только страх. Слепой ужас. – Что означает мое имя?

Где-то в пыльной вселенной Стерна пробили полночь старые напольные часы, купленные на какой-то барахолке. Она прекрасно помнила уродливую рухлядь, потому что, тихо бранясь себе под нос, держала их с одной стороны, пока бледный философ кряхтел, вцепившись в изъеденное временем дерево с другой. Она помнила, как однажды в сердцах пнула помпезную львиную лапу, служившую ножкой. Помнила, как недовольно загудел тяжелый маятник, а следом закудахтал Фил. Помнит, как сосед прочитал лекцию о самоконтроле и выставил ее, не дав допить чай.

Она попыталась вспомнить еще что-нибудь. Что угодно, простое, обычное. Лихорадочно рылась в закромах, выуживая из древних коробов синтезатор, что пару