Обелиск - Полин Герц

прямо сейчас, вслед за своим Генри, вслед за своими Кэтрин и Уильямом, вслед за своей Рейчел. И только холодные пальцы, крепко сжимавшие сухую ладонь, напоминали – нельзя. Рядом с ним стоит хрупкая девочка, так же, как и он, потерявшая всех, и подвести ее он не имеет права. Этого Генри ему бы никогда не простил.

– Давай, сядем, Элли, – слабо улыбнулся Боуз. – В ногах правды нет.

Она так же молча подняла уголки губ и аккуратно подвела старика к ровному ряду стульев. Стоун никогда не боялась кладбищ – давно привыкла, что любая, даже лучшая история, заканчивается здесь, среди безмолвных обелисков. Был человек – стал камень. И все, конец.

Невольно вспомнив первые похороны, те самые, с которых и началась череда вежливых кивков, разозлилась, тряхнув головой. Думать о родителях нельзя. Думать о дедушке нельзя. Думать о Рейчел нельзя. Рядом сидел обессиленный старик, так же, как и она, потерявший всех, и подвести его она не имела права. Потому он ее не подвел ни разу.

– Ты хочешь уйти, Элли? – дядя Пит мягко улыбался, осторожно наклоняясь и беря ее крошечную ручку в свою. – Никто не посмеет тебя заставить находиться здесь.

– Я боюсь… – пролепетала она, растерянно озираясь по сторонам. Вокруг только одинаковые холодные камни да кривые деревья. – Мне здесь страшно.

– Мне тоже страшно, – совершенно серьезно ответил старик, аккуратно подхватывая малышку на руки. – Поэтому пойдем-ка отсюда. Только предупредим твоего дедушку, что уходим, ладно? Не будем его волновать лишний раз.

– Он волнуется? – в теплых руках почти сразу захотелось спать, и она широко зевнула, пряча нос в теплом шерстяном пальто Боуза. – Из-за папы и мамы?

– Да, милая, из-за них, – Питер нежно погладил ее по голове, и прошептал еле-слышно, будто баюкая. – А еще он испугался, решив, что потерял и тебя. Больше не убегай от дедушки, хорошо?

– Хорошо… – и она заснула, забывая последние часы, полные непонятного страха: родители просто улетели на небо, а все вокруг почему-то плакали. Элли искренне не понимала, зачем они пошли всей толпой провожать папу и маму в это странное место, ведь улетают на самолетах, и надо было ехать в аэропорт. Что не все небо одинаковое, она поймет очень скоро – уже через пару месяцев туда улетит и дедушка Генри. И тогда она впервые заплачет по-настоящему.

Но сейчас реветь было нельзя. Непозволительно. Держаться изо всех сил.

– Мистер Морс точно не появится? – прошептал Стерн, наклоняясь к ее уху. – Я понимаю, что последние дни вы в ссоре. Но это же Рейчел…

– Я надеюсь, что он не появится, – холодно отрезала Стоун. – Ни здесь, ни дома. Тема закрыта, Фил. Ты прав, это Рейчел, и говорить сейчас о ком-то другом как минимум странно.

– Прости, – кивнул Филипп, отодвигаясь.

На кладбище вновь зазвучала песня, и Элизабет закрыла глаза, пытаясь представить, что там, на этом небе. Ведь если чертов Морс, о котором так не вовремя вспомнил сосед, говорил правду, то же «небо» ждет и ее.

– Хрен вам всем, – еле слышно пробормотала себе под нос. Она не умрет. Она не оставит дядю Пита. Она не оставит этот чертов мир, вцепится в него так крепко, как только сможет, и будет держаться до последнего. Если понадобится, прогрызет дорогу в жизнь. Потому что жизнь, даже такая серая, куда лучше деревянного ящика, в котором сейчас лежит Рейчел Айрин Боуз. Ей было всего двадцать пять лет, за которые она успела достаточно повеселиться и набедокурить.

Нет. Недостаточно. Рейч заслуживала больше, чем жалкие двадцать пять. Она заслуживала сраное бессмертие, не меньше. И точно не заслуживала того безумного разговора в холодной ночи неподалёку от книжной лавки. Не заслуживала горького и жёсткого «нет» в ответ на простую просьбу – выбрать ее, а не человека, который человеком даже и не был. И вот по холодной бледной щеке сползает позорная слеза, смывая толстый слой косметики. Одна слеза. Ровно столько она может себе позволить, ведь если маска растечется, каждая тварь, которой посчастливилось остаться в живых в этом чертовом мире, увидит страшные синюшные тени, красноватый нос и нещадно искусанные губы, которым она давно обещала алую помаду. Еще одна капля, и она рассыплется. И вряд ли сможет собраться.

– Боже мой, Элли, – внезапно прохрипел старик, сжимая ее пальцы. – Святые угодники!

– Что такое? – Стоун беспокойно повернулась к Боузу, и едва не вскрикнула – всегда спокойный дядя Пит смотрел сквозь нее совершенно безумными глазами. – Что с тобой?

– Ничего-ничего, Элли, – поспешно прошептал он, уловив несколько немых взглядов с соседних стульев. – Не бери в голову. Устал, вот и мерещится всякое. Пустяки.

– Дядя, – требовательно заглянув в глаза, одними губами ответила Элизабет. – Уверена, твой рассудок в порядке. Что ты увидел?

– Показалось… – старик сдался и быстро зашептал в открытое ухо. – Всего на миг почудилось, будто там прошел лучший друг твоего отца. Прямо такой, каким я его запомнил, будто и не прошло двадцати лет – молодой, свежий. Словно вчера мы все вместе ужинали. – Боуз поник и отмахнулся. – Говорю же, не обращай внимания. Лезет в дряхлую голову всякая чушь, еще и тебя пугаю.

– Все в порядке, дядя Пит. Ты его больше не видишь? – Она вновь крепко сжала его руку, оглядываясь по сторонам. Получив отрицательный ответ, ободряюще улыбнулась. – Может, это и правда был он, многие люди медленно стареют. Ты, кстати, тоже не сильно изменился за эти двадцать лет. Может, покажешь мне его на фотографиях, если они сохранились? Я уже и забыла, как выглядели друзья мамы и папы.

– Конечно, милая, – благодарно кивнул старик, к которому уже возвращалось самообладание. – Придем домой, найду альбомы, и посмотрим. Все лучше, чем расшаркиваться с этим сочувствующими дураками.

Они редко открывали старые альбомы: на пожелтевших страницах ни одного хорошего воспоминания, одни мертвецы с пустыми глазами. Но сейчас оба внимательно смотрели на черно-белые и цветные карточки: Элли молча, старик – спокойно перечисляя имена. Так она узнала во всех подробностях о студенческих годах Генри Стоуна и Питера Боуза, о первой компании, что они запустили и тут же прогорели, о следующей, повторившей судьбу предыдущей. Узнала о том, как познакомились Бенджамин и Оливия, как поженились уже спустя месяц, и как еще через год у них появилась зеленоглазая красавица Элизабет.

– Вот он, лучший друг твоего отца. Очень приятный молодой человек. Знаешь, тогда было модно потешаться над старшим поколением, рушить все устои, бунтовать против правил. Но он таким не был. Всегда вежливый, обходительный. Мы тогда частенько собирались семьями: я, твой дед, Олив, Кэтти, Уилл. И Бен всегда