Обелиск - Полин Герц

– Слушаюсь, сэр! – усмехнулась она, отщипывая кусочек булочки. – Я могу рассчитывать на твою компанию?

– Непременно, мисс, – Морс сел рядом и обстоятельно взялся за завтрак, подводя под сложной темой ровную черту.

Это утро она запомнит навсегда. И не потому, что ей было невероятно плохо. Запомнит, потому что сейчас, на светлой кухне, заполненной ароматом теплого хлеба, жареного бекона и свежего сока, даже после «невероятно плохо» ей стало «чертовски хорошо».

Довольно щурясь – шторы в квартиру 4В до сих пор не привезли, и что-то подсказывало, что их отсутствие Морса ничуть не заботило, – наблюдала, как он меняет белоснежную рубашку на черную, неторопливо застегивает на поясе ремень, щелкает браслетом блестящих часов на правом запястье, поправляет накрахмаленный воротничок. Она терпеть не могла кино, которое совсем не составляло места воображению, но ловила себя на мысли, что готова записать на пленку каждое плавное движение. И пересматривать раз за разом, не отрываясь ни на миг. Или, будь в этом мире хотя бы одна исправная машина времени, перематывала на этот день, на этот час, на эту минуту, и завороженно следила за тонкими пальцами, перебирающими россыпь гладких пуговиц, отбрасывающих мелкие солнечные зайчики на стены и потолок.

– Давай уедем? – неожиданно разнеслись по комнате спокойные слова.

Кажется, они собирались решить, по какому из адресов отправятся первым делом, но она поняла, что говорит он совсем не о планах на день.

– Куда бы ты хотела поехать? – спокойно уточнил он, поправляя манжеты. Буднично и ровно, словно эту тему они поднимали как минимум в десятый, а то и в сотый раз. Так, будто обсуждение уже состоялось и было удачным.

– Может, к океану? – удивляясь самой себе, ответила Элизабет. – Снег начинает надоедать.

– На работе проблем не будет? – Он даже не обернулся, продолжая придирчиво осматривать пиджаки. За три дня они умудрились перескочить несколько лет, пройдя экстерном программу свиданий-ссор-примирений-споров-признаний.

Случайный прохожий мог подумать, что в дом 118 на Грин-стрит переехала давно женатая пара. Но не из тех, что грызлись, выбирая новый ковер. Они были иными. Редкими особями из Международной красной книги, которым удалось не проворонить самое важное открытие в жизни: счастье – это всегда выбор. Совместные планы, общее будущее, перспективы – страшные вещи, которые она обычно представляла, разглядывая очередного незадачливого поклонника. Но сейчас испуга не было. Балом руководила уверенность, та, что бывает, когда находится что-то по-настоящему свое. Когда это «свое» вступает в свои права.

– Я не брала отпуск три года, – прикинула она, считая месяцы. – Думаю, пару недель я точно заслужила. Как считаешь?

– Когда? – присаживаясь перед ней на корточки, Морс внимательно всмотрелся в ее лицо.

– Закончим и сразу рванем. Что скажешь? – Улыбнулась Элизабет, проводя ладонью по гладко выбритой щеке.

На миг показалось, что голубые глаза погрустнели, но быстро вернули привычно мягкое выражение, то, что хранилось только для нее.

– По рукам. Заканчиваем и покидаем этот прекрасный город первым же рейсом. А все остальное… – задумчиво пробормотал он, считая пылинки у окна. – Отложим на потом.

Сейчас больше всего хочется испортить еще одну рубашку, разметать пуговицы по углам, отбросить строгий ремень под шкаф и утянуть его в одеяла, потому что идеальнее момента не придумать. План был гениален, прост и безупречен, а потому сразу же полетел к чертям – с книжной стопки раздался самый отвратительный звук на свете. Тот, что бесцеремонно выдергивает из утреннего спокойствия, отрывает от главного и возвращает в чертову реальность. Недовольные протесты остаются незамеченными и тонкие пальцы протягивают вибрирующую трубку: и все, остается – бурчать «алло» в надежде, что собеседник окажется чуть менее, чем просто глупым, и оставит ее в покое. Здесь. В 4В. В окружении февральского света и теплых рук.

– Стоун, тебя еще интересует та смерть марафонца? – Уиллис редко расшаркивался, когда дело касалось работы.

– Спрашиваешь! – голос в миг потерял недовольные нотки, наполняясь другими, заинтересованными. – Что у тебя?

– У меня эксперт, Эл, – усмехнулись на том конце невидимого провода. – Знаю, что у тебя сегодня свободный день, но, боюсь, завтра ты уже можешь его не застать.

– Скоро буду. Свяжи его, если потребуется, – не дав редактору закончить, торопливо вскочила Стоун и, чмокнув понявшего все без слов Морса, пулей вылетела наружу. Пересчитала ступеньки, распахнула синюю дверь и скрылась в 2В, потому что приключения не терпят ожиданий.

С сожалением сбросив черную рубашку, ту, что неизменно надевала, едва оказавшись в квартире на втором этаже, напялила первое попавшееся и, наскоро завязав пучок, выскочила на Грин-стрит. В голове колоколом звенела детская, наивная и невероятно воодушевляющая мысль – неизвестный кудесник прямо сегодня распутает ее сложное дело, и вечером она уже будет мчать в аэропорт имени давно умершего президента, нетерпеливо подгоняя держащего тяжелые дорожные сумки Морса. Представляла, как он, вздыхая, удобнее подхватывает ручки и следует за ней – в небо и в лето. Воображала, как теплое солнце будет отражаться в его голубых глазах, а на губах заиграет та самая, лучшая во всем мире, мягкая улыбка.

Она не любила фантазировать о хорошем, потому что знала – мечты имеют свойство лишь разочаровывать, но нагретый за день песок и багровый закат казались такими реальными, что еще чуть-чуть, и почувствуешь кожей.

– Мисс, мы на месте, – обернувшийся таксист нетерпеливо барабанил пальцами по рулю. – Вы приехали.

Растерянно моргая, Элизабет огляделась по сторонам: вокруг пропитанный сотней запахов салон, а за окном – серый город, сдавшийся на милость февралю. Огромное здание перекрывало остатки воздуха – и почему она раньше не замечала, насколько уродливо и неказисто сооружение, которое она куда чаще и охотнее называла своим домом, чем 2В на Грин-стрит. Раньше. Не сейчас.

Спешно расплатившись с водителем, выскользнула на мороз и короткими перебежками добралась до теплого фойе. Двенадцать этажей вверх, и вот он – душный стеклянный аквариум, в котором она не появлялась целую вечность. Казалось, что коридор позора, по которому следовал урод-с-объективами, был не на днях, а остался в далеком прошлом. На самом деле, все, что было до того самого вечера на втором этаже дома 118, поблекло, став ненужным совершенно неважным. После серой репродукции ей показали оригинал – истинную жизнь.

Сдвинув брови, попыталась стереть с лица блаженную улыбку и насупиться изо всех сил. Вечно хмурую Элизабет Стоун здесь знали, улыбающуюся, скорее всего, выставили бы за порог, перекрестив напоследок. Раздраженно отмахнувшись от назойливой ассистентки Уиллиса, под хорошо знакомый шепоток прошла сразу к кабинету в конце коридора. Единственный приветственный кивок был адресован Чейзу, незаметно подмигнувшему из-за серой перегородки.

– Мистер Уиллис, не помешаю? – Закрывая за собой стеклянную