Ночной скандал - Аннабел Брайант

— Вторник, милорд, и почти одиннадцать часов. — Коггз кивнул. — Вам предоставляется допуск в читальный зал на час во время второго сеанса.

— Коггз знает расписание наизусть. Каждый день недели и каждый месяц года имеет свои часы посещения, а я езжу туда слишком часто, вот ему и приходится держать все в голове.

— Я читала описания многих коллекций.

— Они великолепны, но чтобы их оценить, необходимо увидеть своими глазами. Сэр Ханс Слоун, врач и натуралист, завещал музею обширное собрание книг, рукописей и рисунков и, соответственно, установил правила. Вероятно, он хотел, чтобы возможность поработать в читальном зале была у каждого. Осмотреть другие предметы и выставки проще, и здесь режим посещения устанавливается советом попечителей.

Уиттингем переменил положение левой ноги, коснувшись носком сапога ее туфельки. Теодосия поймала себя на том, что очень ждет его прикосновений — ее рука на его локте во время прогулки по Блэкфрайерз-лейн, мимолетное касание губами ее уха — и на этом пока все, контакта слишком мало. Это открытие и встревожило, и заинтриговало ее.

— Что-то не так? — Мэтью озабоченно нахмурил брови. — У вас невеселый вид.

— Нет, все хорошо. — Теодосия улыбнулась. — Нам повезет увидеть собрание музея прежде, чем он закроется на праздники.

— Да. — Он задумался. — Рождественские каникулы.

Теодосии казалось, что он хотел как-то продолжить мысль, однако больше ничего не сказал. Интересно, а как Мэтью проводит праздники? У них с дедушкой установились собственные традиции, и Рождественский сочельник проходил в тихой, уютной обстановке. Но что будет в этом году? Собственно, почти все их вечера протекали одинаково, но теперь ее одолевали сомнения. Дедушка уже не тот, что прежде, и Теодосия не знала, что случится завтра или послезавтра. Что уж говорить о рождественских праздниках?

Будет ли дедушка в добром здравии? Вспомнит ли традиции, которые делали их одной семьей и которые они радостно возобновляли с каждым грядущим праздником? Или Теодосия окажется дома в одиночестве? Наедине с действительностью и перспективой безрадостного будущего, когда дедушка, единственная родная душа, однажды даже не узнает ее? Этот страх, самый худший из страхов, был так ужасен, что Теодосия быстро прогнала его прочь.

Она плохо помнила родителей. Унесший их жизни пожар случился в январе, сразу после Нового года, поэтому для нее праздник Рождества стал передышкой перед неминуемой скорбью, предвестником грядущих серых, унылых недель. И в этом свете радость праздника была ей необходима, чтобы пережить зимние месяцы, время отчаяния. Но теперь — кто знает, как оно выйдет?

Они поспели вовремя, к большой радости Мэтью. Коггз получил указания заранее, и сейчас, бросив камердинеру многозначительный взгляд, Мэтью повел Теодосию по ступенькам к входу в музей.

— Куда бы вы хотели пойти сначала? — Мэтью махнул рукой в сторону мраморной лестницы, которая простиралась перед ними. — Печатные книги и рукописи здесь, на главном этаже, а также этажом ниже. Залы верхних этажей предназначены для произведений искусства, окаменелостей, кораллов, чучел разнообразных животных, насекомых, рыб и ящериц, а также раковин, минералов и трав.

— И вы все помните на память?

— Почти все. — Он положил ее руку себе на локоть и направился к лестнице. — Я никогда не был в галерее, так как больше интересовался научными изысканиями, а не произведениями искусства. Не желаете ли исследовать неизведанную территорию вместе со мной?

Теодосия моргнула. Дважды.

Должно быть, она неправильно поняла и здесь нет двойного смысла. Однако когда же, в какой мимолетный миг все так переменилось? Когда зов сердца стал ей дороже, чем полезное дело или возможность просто отвлечься?

— Я бы хотела увидеть все.

Он рассмеялся, и его смех прозвучал вперемешку со стуком их каблуков по мрамору ступеней. К удовольствию Мэтью, в это время дня посетителей было мало. Коггз и Дора уже исчезли за углом. Черт, камердинер даром времени не терял.

— Вам придется задержаться в Лондоне гораздо дольше, если вы планируете увидеть каждую из выставок. Здесь свыше семидесяти тысяч экспонатов. Я-то, разумеется, не против. И с радостью на добровольных началах стану вам провожатым в прогулках по городу, если это продлит ваше пребывание в Лондоне.

Теодосия улыбнулась, хотя глаза ее оставались грустными. Ведь она призналась, что не любит высший свет и не забыла жестокий прием, который ей устроили в пансионе, а он с своей стороны оценил свободу, которой она наслаждалась в Оксфордшире. Тем не менее, отчасти — и часть эта увеличивалась с каждой пролетевшей минутой — из эгоистических соображений Мэтью желал задержать ее в Лондоне, где в любой момент смог бы с ней увидеться.

— Тогда, пожалуйста, покажите мне сначала лучшее, что предлагает музей, а уж потом мы вместе откроем неизведанное.

Это говорила в ней надежда, надежда и правда из самой глубины ее сердца.

— Превосходный план. — Мэтью повел ее в ближайший угол, где на квадратном постаменте помещался древесный ствол. — Это дар музею, сделанный в тысяча семьсот шестидесятом году. Ствол дуба, подгрызенный бобром, грызуном, который ведет ночной водный образ жизни.

Ее взгляд перепархивал с экспоната и снова на Мэтью, и он читал удивление и веселье в ее чудесных серых глазах.

— Как интересно!

— Я читал, что это исключительно трудолюбивые животные, хотя, наверное, сварливые, если все их деревяшки — результат грызни.

Она закашлялась, услышав этот дурно сляпанный каламбур, и он, едва не застонав с досады, поспешил задать вопрос:

— Вы любите плавать?

— Хороший поворот сюжета, милорд.

Теодосия взглянула на собеседника искоса, будто изгрызенный обрубок был настолько притягательным, что она не могла отвести от него глаз, но Мэтью увидел только попытку кокетливого флирта.

— Я спрашиваю, потому что установка нескольких кабин на колесах на пляже в Брайтоне обещает стать самым популярным аттракционом грядущего сезона. — Если Теодосия не останется в Лондоне, то, быть может, облагодетельствует его своим обществом еще где-нибудь?

— Будущим летом я буду всего лишь смутным воспоминанием, — тихо ответила она.

— Давайте продолжим. — Не желая переходить на серьезный тон, Мэтью прошел налево, стуча тростью по мраморному полу, будто отбивая такт. — Вот пустой панцирь североамериканской черепахи. В витрине рядом с ним вы видите окаменелые останки головы гигантского крокодила, которые откопали в Англии. — Мэтью сделал паузу, прежде чем продолжить. — Будь у нас больше времени, я бы объяснил, почему не верю в то, что эта окаменелость вообще принадлежит крокодилу. Я многократно исследовал эту штуковину.

— Очень занимательно.

Уиттингем наблюдал ее искренний интерес, наклон упрямого носика и сжатые в раздумье губы. Мысль о поцелуе его не покидала и так; но теперь это желание становилось исключительно настойчивым.

— Нам следует….. — Он запнулся. — Не хотите ли пройти на галерею? Мраморные