В Рождество звезды светят ярче - Софи Жомен

– Наш дедушка все это раздаст, – утешает ее Агата. – Расставляем?

Агата и Жозефина заполняют полки разноцветными книжками.

– Наш Николя, скажу я тебе, – настоящий живой магнит, – продолжает Жозефина. – В прошлый раз я сильно удивилась, когда… Ой-ой-ой!

Жозефина прерывается, глядя через плечо Агаты, та тоже озирается на открытую дверь шале, и у нее сразу начинает крутить живот. К ним широкими шагами направляется Александр.

После того как она не пожелала иметь с ним дело в больнице, они еще ни разу не встречались. Она не успела переварить его поведение в последние дни, поэтому эта встреча грозит сюрпризами. Она не простила ему Максимилиана.

Гендиректор входит в шале и застывает перед ними с наморщенным лбом. По случаю воскресенья он не в костюме, а в джинсах и рубашке, которые очень ему идут. Но его настроение определенно не соответствует легкомысленной форме одежды.

– Можно узнать, чем вы заняты? – начинает он с места в карьер.

Раздраженная агрессивностью патрона, но не желая отвечать ему в том же тоне, чтобы не вызвать скандал, Агата старается сохранить сугубо профессиональный подход.

– Здравствуйте, месье Артман, – приветствует она его, не вставая. – Как видите, мы принесли в шале подарочные книги.

Он смотрит на свои часы.

– Можно поинтересоваться, почему вы не сделали этого раньше? До начала развлекательной программы всего полчаса.

Агата тяжело вздыхает. Как назло, мигрень, с которой она до этой минуты кое-как справлялась, разгорается с новой силой.

– Потому что успех таков, что работать приходится буквально «с колес». Все это поступило только вчера под вечер.

– Это называется «завал», – высокомерно формулирует он.

– Прошу прощения?

– Вы объясняете, что подарки уходят у вас «с колес», я отвечаю, что у вас завал. Надо было заняться этим прямо с утра. Напоминаю, «Феерии» начались уже три недели назад. Полагаю, если за двадцать один день праздников вы еще не разобрались с поставками всего для них необходимого и затыкаете бреши в последний момент, то это указывает на крупные недостатки в организации труда.

Агата поворачивается к Жозефине, та, оказывается, утомлена не меньше ее. Они устали от ситуации, когда приходится без конца доказывать, кто кого сильнее, как он этого не понимает?

Тем не менее она находит силы возразить.

– Месье Артман, признаю, работа с ассортиментом у нас не на высоте, но должна напомнить, что все поставки еще ни разу не прерывались. Поврежденные украшения оперативно заменяются, ни один ребенок, что еще важнее, не вышел из этого домика с пустыми руками: он получает подарок либо от нас, либо от своих родителей, что-то купивших у нас же. Учитывая обстоятельства, приходится признать, что это – серьезный успех.

– Обстоятельства? Что еще за обстоятельства, мадемуазель Мурано?

Лучше бы Агате промолчать… Она ступает на скользкую дорожку, на которой недолго грохнуться. Он только этого и ждет… Если он к ней явился – она отлично понимает, что Жозефина сейчас просто случайный наблюдатель, – то исключительно для ссоры.

– Ну, как же, начнем с того, что мне пришлось взять отгулы.

– По малопонятным причинам личного характера. Из-за этого на мадемуазель Роже навалилась лишняя работа и ответственность в такой серьезный момент.

Агата поворачивается к коллеге и пытается поймать ее взгляд, но та нема как рыба, что ей несвойственно. Главная оформительница знает, что у Александра одна цель – спровоцировать ее. Если он продолжит, она не сможет держать язык за зубами.

– Что-нибудь еще? – не отстает он.

Зачем ему это?

Она закрывает глаза и представляет, как с размаху отвешивает ему пощечину в наказание за презрительные замашки. Она, правда, не уверена, что его даже это успокоило бы. Как человек, умеющий иногда казаться очаровательным, умудряется все остальное время быть таким несносным? Ее терпение на пределе.

– А еще, – говорит она и встает, чтобы смотреть ему в глаза, – я гадала, сочтете ли вы сердечный приступ у господина Пеннека уважительным личным обстоятельством. Я доставила его в больницу, собирала и передавала ему его вещи, проверяла в тот же вечер и в следующие дни, как его самочувствие, – все это я тоже делала только для себя любимой?

Александр стискивает челюсти, его глаза пылают от злости. Ей давно следовало его остерегаться, но должен же кто-то выложить ему в конце концов все как есть! Впрочем, она не сомневается, что он отлично сознает, что произошло, просто хочет испортить ей жизнь.

– Это было серьезное происшествие, которое, слава богу, завершилось хорошо, – отвечает он, не теряя лица.

– Вы не ответили на мой вопрос. Вы считаете, месье Артман, что логистический непорядок произошел по моей вине?

– Лучше поспешите разобрать эту коробку и все расставить, мадемуазель Мурано, – частит он. – Нельзя, чтобы собравшиеся увидели этот беспорядок. Остальное обсудим позже.

И он спешит удрать.

– Я думала, «происшествие» с Максимилианом вправит ему мозги, но где там! – ворчит Агата. – Вот мерзкий тип!

Она ищет подтверждения у своей ассистентки. Та наклонилась над коробкой, достает оттуда книжки и расставляет их на полках. Пока над ними стоял Александр, она не произнесла ни слова.

– Жоз?

Та выпрямляется. Такой серьезной Агата еще ее не видела.

– Не знаю, переспали ли вы с патроном. Если еще нет, то поторопитесь, чтобы мы снова могли работать в нормальной обстановке.

Агата теряет дар речи. Она удостоверяется, что их никто не слышит, и говорит Жозефине:

– Что это значит, Жоз?

– Сначала это было забавно, но с некоторых пор стало тяжело. То у тебя дурное настроение, то тебя вообще нет, в печенках уже все это сидит! На этой неделе я согласилась тебя подхватить, не допытываясь, в чем дело, но теперь все, баста, это последняя капля. Только что я подверглась унижению из-за того, что якобы плохо управляю поставками. С меня довольно. Разбирай свою коробку, а я беру отгул, надоело! Всего хорошего, до скорого!

Агате требуется несколько минут, чтобы понять, что произошло.

– О-го-го! Здравствуйте, дети! – заводит тем временем свою шарманку Николя Клаус. – Сейчас я усядусь… Все, я весь ваш! Вы были умницами?

– Да-а-а! – отвечает ему писклявый хор.

Агата покидает в расстроенных чувствах шале, шепотом поприветствовав Рождественского Деда, и едет на лифте вниз, к себе в мастерскую.

Это первая ее стычка с Жозефиной. Не перебарщивала ли она в последние дни? Не взирала ли на мир через призму собственного пупа, игнорируя нужды тех, с кем встречается день за днем?

Агата откладывает это болезненный самоанализ на потом. Она вернется к этому вечером, за бутылочкой граппы, припасенной для особых