По ту сторону свободы - Анна Александровна Бойцан

Он снова посмотрел на Лив. Его взгляд был тяжелым, пронзительным, смешивая в себе подозрение и отчаянную надежду.

— Ты сейчас наша главная надежда, Лив. Зная о ваших отношениях, мы понимаем, что ты ближе к нему, чем мы были когда-либо. Если кто и может убедить его найти сыворотку и принять её... это ты. Вот, как-то так.

Лив пошатнулась, но Мар подхватила её. Она пришла за утешением, а оказалась в самом центре вековой войны, где от её выбора зависела судьба мира. Любовь к Дориану, страх перед ним, а теперь и возможность «спасти» мир ценой его сущности. Она понимала, что её выбор не просто между ней и Дорианом, а между целыми мирами.

Её глаза метались от Лиама к Мар, от старинных карт на стене к колбам с жидкостями. Её голос был едва слышным шепотом, наполненным смесью ужаса и отчаяния.

— Вы... вы хотите, чтобы я это сделала? Чтобы я убедила его? Он... он перестанет быть собой. Это сделает его... кем?

Лиам прищурился, его голос был сухим и безэмоциональным.

— Он чудовище, Лив. Он ответственен за бесконечные страдания. За все эти исчезновения, что происходят столетиями. Он превратил бесчисленных людей в таких же монстров. И он будет продолжать это делать, если его не остановить. Но, наша цель — не убить его. Наша цель — вернуть ему его человечность.

— Но откуда вы знаете как это сработает? Где гарантии... что это не убьёт его? — Лив чувствовала, как паника сдавливает горло.

— У них была его кровь, — ответила Мар, её взгляд был твердым. — Эта сыворотка — плод многолетних экспериментов. И, если бы они, ну то есть мы, не были так уверенны в том, что делаем — мы бы не рисковали своими жизнями ради этого.

— А если он не согласится? — в голосе Лив прозвучала горькая ирония. — Или не найдет флакон? Или... что, если я не смогу?

— У тебя есть то, чего нет ни у кого из нас, Лив, — голос Лиама стал чуть мягче, но лишь на мгновение. — Влияние. Ты единственная, кто может до него достучаться. Единственная, кого он, кажется, слушает. Возможно, он даже сам ищет способ стать прежним, просто не знает об этом. Ты должна узнать.

Лив сжала руки в кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Она посмотрела на Мар, затем снова на Лиама. Мир вокруг неё рушился и строился заново, превращаясь в поле битвы, где она, сама того не желая, оказалась на передовой.

Он может стать человеком. Это может все изменить. И сможет ли он... захочет ли он? И смогу ли я... попросить его об этом?

— Лив... Что тебя держит рядом с ним? — тихо начала Мар, словно желая подвести итоги. — Вера в то, что между вами — настоящая любовь? Если это так, и он не такой уж и монстр — он согласится, может не сразу, но он должен. А на счёт поисков... Разве он — не самое могущественное существо в мире? Тогда ему не составит труда найти этот чертов флакон и принять лекарство, чтобы дать тебе то, что ты заслуживаешь — шанс на нормальную жизнь рядом с ним.

— А если ты не сможешь его переубедить... — сказал Лиам и посмотрел ей прямо в глаза. — Придётся остановить его другими методами. Прости.

Глава 24

Лив шагнула к особняку, каждый шаг отдавался набатом в её груди. Не ноги несли её, а жестокая неотвратимость. Она знала: Дориан уже в курсе. Его тени, его глаза повсюду — они донесли немедленно. Какой будет его реакция? Мысль об этом сжимала сердце в ледяной хватке. Воздух вокруг неё сгустился, предвещая бурю.

Та ночь, предсмертный крик, его холодное безразличие, показательная жестокость — всё это вырвало из неё какую-то часть её души. А сейчас встреча с Мар... знает ли Дориан о лекарстве? О планах охотников? Будет ли Мар в безопасности, когда он узнает?

Горький привкус вины осел на языке. Ей придётся рассказать Дориану. Не всё, но достаточно, чтобы отвести от Мар беду. Эта мысль выжигала её изнутри, но другого выхода не было. Она чувствовала себя загнанной в угол, но это было её единственным шансом. Снова жить во лжи? Сколько можно? Она уже лгала Мар, пытаясь защитить её от этого мира, и это обернулось болью и недоверием. Скрывать правду от Дориана, когда это касалось его жизни — было невыносимо, словно бомба с часовым механизмом, отсчитывающая секунды внутри её собственного тела. Но и раскрывать всю правду она не собиралась.

Всепоглощающий страх — его гнева, его отвращения. Его ледяной пустоты, если она не скажет того, что он и так уже знает.

Дверь в холле бесшумно распахнулась под её рукой, выпуская наружу знакомый, сладковатый запах, который почему-то стал родным. Сердце Лив ёкнуло, пропуская удар. Она чувствовала его взгляд ещё до того, как увидела его. Он ждал.

Библиотека тонула в полумраке. Редкие лучи заходящего солнца едва касались массивного стола из тёмного дерева. Дориан сидел за ним, разложив бумаги, но не читал их. Его взгляд, отстранённый и ледяной, как поверхность замёрзшего озера, был устремлён в никуда.

Рядом, словно изваяние из платины, застыла Сиенна — её волосы водопадом ниспадали по плечам, руки скрещены на груди. В её внимательном взгляде, прикованном к Дориану, читалась не просто преданность, но и болезненное, почти интимное беспокойство.

Когда Лив вошла, взгляд Сиенны скользнул по ней, полный недоброй радости, смешанной с тревогой, словно Лив была лишь вестницей неминуемой катастрофы.

Лив почувствовала, как скулы сводит судорогой, челюсть непроизвольно сжалась. Воздух в комнате был тяжёлым, заряженный невысказанным, тугим напряжением, которое Лив собиралась разорвать.

Дориан медленно поднял голову. Его глаза оставались непроницаемыми, но в их глубине мерцало что-то хищное, предвкушающее. На его губах скользнула едва заметная усмешка, похожая на росчерк лезвия. Он наслаждался её напряжением, смакуя каждую секунду.

— Сиенна, — произнёс он, его голос был сухим, но в нём звенела сталь. — Выйди. На сегодня можешь быть свободна. И не забудь передать Кристоферу то, что я просил.

Сиенна медленно, почти неохотно повернулась и направилась к двери. Её движение было грациозным, но в каждом шаге чувствовалась скрытая, тщательно подавляемая злость. Прежде чем выйти, она бросила на Лив взгляд, в котором смешались ненависть, ревность и едкое, почти злорадное любопытство. Дверь за ней закрылась с глухим, окончательным звуком, словно запечатывая Лив в ловушке, из которой не было выхода.