Ненужная жена. Хозяйка драконьей крепости - Лина Калина

хлопает в ладоши, и двое мужчин выводят худенькую девочку с рыжими волосами. Она хрупкая, словно веточка, дрожит от каждого крика. Глаза, полные слёз, устремлены в пол.

— Родственники отказались из-за долгов! Девица абсолютно здорова и способно работать! Начальная ставка — тридцать капель!

— Тридцать пять! — выкрикивает кто-то из первых рядов.

— Пятьдесят! — вторит другой, и толпа взрывается аплодисментами, как будто это представление.

Я сжимаю кулаки, слыша, как кто-то в стороне весело кричит:

— Ха, её ещё надо откормить!

А другой, насмешливый голос добавляет:

— Рыжая, значит, счастья принесёт! Это «развлечение» вызывает у меня тошноту. «Как они могут так смеяться, когда она плачет?» Но толпа, кажется, слепа к её страху. Её волнуют только ставки, растущие, как на скачках.

— Здесь такие аукционы часто, — говорит Ривз.

— Она же ребёнок. Ей лет двенадцать! Как ты можешь быть таким… спокойным⁈ Она же боится!

— Она имущество, — его глаза сверкают сталью, но в их глубине мелькает что-то неуловимое, что я не могу разобрать.

Вспоминая, как Элис и Руни рассказывали, что Вейл сам решает, кому стать имуществом, я с болью шепчу:

— Ненавижу Вейла.

Толпа шумит. Ставки растут.

Ривз резко поворачивается ко мне.

— При чём тут Защитник Истока? — в его голосе — напряжение.

— А кто решает, кому быть имуществом⁈

— Он следует закону. Не просто так подписывает документы. И причём тут Вейл, если родственники сами… Всех не спасёшь.

— Конечно, — ярость подступает к горлу. — Это же надо разбираться в каждом случае! А не подписывать бумаги и забывать!

— Ты не понимаешь! — резко обрывает Ривз.

— Не понимаю⁈ — кричу я. — Да он же…

Я резко выбрасываю руку в сторону толпы, но Ривз перехватывает её, сжимая запястье. Его прикосновение как огонь. Ещё немного и воздух между нами взорвётся.

— Тише, — он притягивает меня ближе, и я оказываюсь вплотную к его боку. — Успокойся.

Взрыв смеха из толпы. Ставки растут. Меня передёргивает от цинизма этого «развлечения».

— Отпусти, — я пытаюсь вырваться.

— Ири, — его голос бархатный, но с металлическими нотками. — Ты не знаешь, о чём говоришь. Вейл… он сложнее, чем ты думаешь.

— Сложнее? — выплёвываю я, глядя ему прямо в глаза. — А кто он? Святой? Благодетель? Нет! Он продаёт детей в рабство!

Уголки его губ едва заметно дрожат, но это видение исчезает так же быстро, как появляется, сменяясь привычной непроницаемой маской.

— Есть вещи, которые ты не поймёшь, пока не столкнёшься с ними сама. Вейл вынужден принимать сложные решения.

— Ты оправдываешь преступника, который прячется за высоким положением, — цежу я сквозь зубы. — Торговля людьми — это отвратительно. И всё это происходит прямо на музыкальном фестивале!

Толпа ревёт, выкрикивая ставки. Глаза девочки на помосте — два тёмных озера ужаса, цепляют меня, как якорь. Каждый выкрик — удар кнута, от которого вздрагивают её хрупкие плечи.

— Как я устала от этого мира! — шепчу я, сдерживая слёзы. — От его жестокости, постоянной борьбы… Хочу домой. Бессилие изматывает. Я бы спасла её, будь у меня состояние. Но я ничего не могу. А она… ребёнок… Она так боится.

Ривз накрывает мою руку своей. Его прикосновение неожиданно тёплое, в нём чувствуется едва сдерживаемая сила.

— Всегда найдётся тот, кто заплатит. Вопрос лишь в цене, — его голос хрипловат, взгляд прожигает. — Я мог бы купить её для тебя, Ири. Но какую цену ты готова заплатить мне? Что, если я попрошу взамен одну ночь?

Я поднимаю на него глаза, встречая его пронзительный взгляд.

— Не играй со мной, Ривз, — шепчу я, чувствуя, как учащается пульс. — Не сейчас.

— А когда? — его пальцы слегка сжимают мою руку.

— Не сделаешь ты этого, Ривз. Не потребуешь ночь, — устало говорю я. — Прячешься за чужим именем, но под маской холода скрывается до ужаса благородная душа. Дразнишь меня, хочешь увидеть реакцию. Возмущение? Крики? Слёзы? Не дождёшься.

— Тысяча раз! Тысяча два…

Голос распорядителя словно растворяется в шуме толпы, и я уже не могу сдержать слёзы.

— Десять тысяч! — глухо, но уверенно заявляет Ривз. Его голос разрывает тишину, как удар грома.

Все замирают.

Распорядитель растерянно моргает.

— Десять тысяч раз… два… Продано!

У меня перехватывает дыхание. «Десять тысяч капель… Для хранителя замка это огромная сумма. Почему он сделал это? Ради меня?»

Я наблюдаю, как Ривз неспешно идёт к сцене, его шаги уверенные, словно он привык отдавать приказы всему миру.

«Кто он на самом деле? Мужчина, который играет мной, или тот, кто скрывает за холодной маской настоящую доброту?»

Девочка робко поднимает взгляд, её глаза блестят от слёз. Ривз берёт её за руку, ведёт ко мне.

— Довольна? — его голос низкий, спокойный, но в нём что-то задевает меня за живое. — Ты хотела спасти её. Теперь это твоя ответственность.

Девочка прижимается ко мне, цепляясь за моё платье. Я смотрю на неё, а затем на Ривза. И в этот момент впервые вижу в его глазах не ледяное равнодушие, а тёплые огоньки.

77. Второй урок для хозяйки

Секунда — и тепло в янтарных глазах Ривза исчезает, словно его никогда и не было. Вместо него появляется лёгкая насмешка, а взгляд отражает безмолвный вопрос:

«Ну что, закончила спасать мир?»

Я стряхиваю оцепенение и присаживаюсь на корточки перед девочкой, стараясь не напугать её.

— Как тебя зовут, милая?

Она не отвечает. Её тонкие плечи слегка дрожат, и я чувствую, как в груди поднимается тёплая волна жалости.

— А сладости любишь? — осторожно спрашиваю, стараясь не пугать её резкими движениями.

Протягиваю леденец, который купил Ривз.

Она смотрит то на меня, то на сладость. Через минуту девочка медленно тянется, но не пробует леденец. Вместо этого вертит фигурку в руках, словно не понимает, что с ней делать.

— Пойду улажу вопрос с оплатой, — раздаётся голос Ривза, и я вздрагиваю, осознавая, что он всё это время наблюдал за нами.

Киваю и провожаю его фигуру, которая растворяется в толпе.

На сцене объявляют номер сорок пять.

Вперёд выходит мужчина с лютней, чьи струны необычно мерцают. Он начинает бренчать простую мелодию, но, судя по реакции толпы, его игра мало кого впечатляет.

Краем глаза замечаю, как девочка снова замыкается в себе,