Совместное дыхание. Жизнь и любовь подводных пловцов - Светлана Хромова

В учебнике по дайвингу Марианна прочитала, в большинстве случаев морское животное нападает, если оно ранено или испугано. Когда Маша начинала думать о Тане, то лишалась способности рассуждать здраво, становясь похожей на крошечную рыбку, бездумно атакующую приблизившегося аквалангиста. Иногда дело доходило почти до паники – воображение рисовало страшные картины, где Игорь то ли уходил, то ли возвращался – тут она не могла подобрать точное определение – от нее к жене навсегда.

– Двигайся, красотуля! – Вода чуть на пролилась на пол, а ледяная крошка, подступившая к горлу, превратилась в груду белоснежных пузыриков, Игорь прижал к себе ее легкое тело, ставшее невесомым.

…За окном висело рыжее зимнее небо. Марианна уже больше часа безуспешно пыталась уснуть. Крошечная и вроде бы безобидная мысль о том, как можно было бы переделать эту комнату, будь она ее, превратилась в совершенно ясное желание: чтобы Тани вообще не было. По любой причине. Пусть она не родится, пусть они не встретятся, пусть она… Если бы у Игоря не было ни жены, ни детей. Это же так просто – чтобы их никогда не было. Ну, например, они с Таней просто не встретились. А кто бы тогда был вместо нее? Или машина съехала в реку… Маша рывком села на кровати, опустила ноги на прохладный пол и, стараясь шагать тихо, прошла на темную кухню.

Из окна было видно дорогу, присыпанную снегом, с редко проезжающими машинами. Соседние дома безжизненно темнели, лишь в паре окон горел свет. На столе стояла посуда, оставшаяся от ужина. «Терпеть не могу белую посуду!» – подумала Марианна. Ей вдруг показалось, что она выпала из своей судьбы и попала в чье-то чужое время, с чужими чашками, тарелками и стенами. И даже небо за окном было каким-то другим. Ей захотелось отключить окружающую действительность, как гасят назойливую слепящую лампочку, и в комнате наступает желанная темнота. Чтобы не было этого окна, этих тарелок, этой чашки… Или Тани. Маша вздохнула и налила себе воды. Она вспомнила, как много лет ходила на каток в маминых коньках. У нее ныли ступни, ехать было тяжело и неудобно, и Марианна считала, что ей не подходит этот спорт и вообще не дано стоять на коньках. Словно русалочка, ступавшая по острым иглам, она скользила по льду, думая только об одном – когда все это закончится и она сможет переобуться. Правда мамины были на размер больше нужного, но Маша не придавала этому значения. Когда она купила новые и вышла на лед, то не поверила своим ощущениям. Ехать было легко, удобно и совсем не больно. Может быть, и сейчас – возможно что-то другое, чтобы было легко и не больно. Все же Игорь не единственный мужчина на земле. Правда, неизвестно, бывает ли вообще такое, чтобы легко и не больно. Вряд ли, нет, невозможно. Она отошла от окна и вернулась на свое место. Игорь лежал на боку, повернувшись к ней спиной. Когда они спали вместе, Маша всегда засыпала последней. Дотрагиваясь до теплого тела, она прислушивалась к ровному дыханию и точно знала одно – эти вдохи и выдохи принадлежат ей. Сегодня она впервые сомневалась в этом. Марианна подняла руку и покачала ладонью вверх-вниз. На языке дайвинга этот знак означал «что-то не в порядке» или «есть проблема». «Что-то не в порядке», – прошептала она, но спящий не услышал эти слова.

Уже под утро Маше удалось заснуть, ей приснилось, что она, Игорь и его жена – все в аквалангах вместе плывут по трубе, напоминающей водные горки. И когда Таня засыпала – он отдалялся от нее, и они с Марианной плыли рядом, а когда она просыпалась – пытался опять уложить ее спать, а Маша в это время плыла одна. Но когда Таня наконец засыпала снова, Игорь возвращался к Маше, они целовались и обнимали друг друга. И так много раз. И каждый раз ей хотелось, чтобы она больше не просыпалась. Никогда. И с каждым ее пробуждением все сильнее. «Видишь, как хорошо!» – улыбнулся ей Игорь, в очередной раз усыпив жену, и странно посмотрел на нее. Вдруг ей стало страшно и захотелось уйти, отодвинуться от этого человека, выбраться из этой черной пластмассовой трубы, но во сне не получилось даже пошевелиться.

Она почти закричала и проснулась. На улице было еще темно. Маша накинула на плечи кофту Игоря, которая оказалось неприятно-колючей, и прошла на кухню. Чашка с трещиной, словно посмеиваясь над ней, гордо стояла на своем месте. «Скажу, что уронила», – недобро прищурилась Марианна и, размахнувшись, бросила ее на пол. Чашка пискнула, отскочила от пола, ударилась о ножку стула и приземлилась набок. Целая.

21. Форма вины

06.03.17

Фейсбук

Брак – это как осажденная крепость; те, кто внутри, хотели бы из нее выбраться; те, кто снаружи, хотели бы ворваться в нее.

Базен Эрве (Жан Пьер Мари Эрве-Базен)

И как уложить в слова все эти сердечные переливы, из ледяной воды в горячую, от безмолвия до шепота и крика. Я стараюсь выпускать их из себя, как птиц, как облетающие листья, как дождь и снег. И надеюсь, что они – настоящие. Подделать можно предметы искусства, мысли, чувства, даже желания. Иногда подделывающий уверен, он создает свое собственное, главное произведение и делает все, чтобы убедить в этом себя и окружающих. Но рано или поздно подделка себя выдаст. Она может быть безобразна или прекрасна, но это не оригинал. Грустно, когда обнаруживаешь поддельную дружбу или любовь. Еще хуже, когда подделываешь сам. И ни с чем не сравнимое ощущение навсегда измененного мира – когда держишь в руках принадлежащий тебе истинный шедевр.

Дневник

Когда переступаешь невидимую черту, страшно не то, что это заметят высшие силы или через некоторое время настигнет неизбежное возмездие. Страшно, что именно ты здесь и сейчас потерял свое человеческое обличье. Перед своими родителями, детьми, перед этим миром. Перед собой.

Самое жуткое в нашей жизни, когда ты – остался, а те, кого знал и любил, – ушли. Смерть всегда рядом, мы видим ее, когда она масштабна, как во время терактов или стихийных бедствий, не замечаем, когда умирает сосед, если точечна и обошла стороной.

Можно ли заметить, что