Совместное дыхание. Жизнь и любовь подводных пловцов - Светлана Хромова

веке возникли проблемы с установкой сильного и четкого звука на центральной улице столицы? Но все это мелочи, не омрачившие главной радости. За весь день – от парада до салюта – я не встретила ни одного пьяного и увидела радости, любви и благодарности больше, чем печали, ненависти и обиды. Люди встали плечом к плечу вместе со своими родными под знамя Бессмертного полка, от Белорусского вокзала до Красной площади – огромное человеческое море! А ведь есть еще те, кто погиб на войне и в тылу, погиб, не оставив после себя потомков, многие семьи ушли из жизни полностью, и некому сегодня пойти на парад, подняв над собой их фотографии. А если бы нашлись люди, чтобы нести и их фото, какое это будет расстояние, на сколько городов растянулись бы все наши павшие?

Мы плакали, смеялись, пели, рассказывали друг другу истории своих семей. Удивительное чувство единства – люди разных городов, стран, национальностей, возрастов – шли вместе по зову сердца. Оглушительное «Ура!», волной прокатывалось по улице. Люди начинали скандировать «Спасибо!», встречая немногочисленных ветеранов. Рядом со взрослыми шли дети, чувствующие и понимающие, почему они здесь, за что они благодарят ветеранов, почему праздничный салют в этот день – не просто фейерверк. Многие после прохождения с Бессмертным полком не уезжали домой, а оставались в центре. И потом, во время салюта, мы смотрели на него вместе с нашими родными, не дожившими до сегодняшнего дня. Я точно знаю, что мой дед радовался бы вместе со мной, со страной, со всеми нами.

Даже сегодня, через столько лет, День Победы – праздник со слезами на глазах. В этот день, как в никакой другой, вспоминаешь, что «похоронка» может прийти каждому и в любой момент – мы смертные. И хочется обнять каждого любимого своего и шептать ему о своей любви долго-долго. И помнить, что память и благодарность – не просто слова. Я помню. Я горжусь.

22. Дальние Зеленцы

11.06.17

Фейсбук

Когда я узнала, что «Твоя глубина» едет нырять на Баренцево море, сразу же решила ехать, когда еще увижу русский Север? Но чем ближе становились даты поездки, тем сомнительней казалась эта затея, думалось, там ждет ледяной ветер, постоянный шторм на море и ветхие избушки на голом берегу. И каково же было мое удивление, когда выяснилось, что северные дни бывают солнечными, море безмятежным, домики теплыми и уютными, а берег – весь в ягодах и цветах. Мы начали нырять, и удивиться пришлось еще больше: мне, мерзнущей даже рядом с экватором, было тепло. А море оказалось наполненным совершенно невероятной растительностью, напоминающей то пальмовую аллею, то заросли джунглей. Среди этого великолепия прекрасно себя чувствуют морские ежи и звезды, медузы, гребневики, актинии, рыбы. Часто встречались камчатские крабы. Да, да, именно камчатские, завезенные в Баренцево море в шестидесятых годах, с тех пор они здесь освоились и прекрасно себя чувствуют. Ох и наелись же мы этих крабов! Кроме того, из воды можно достать гребешков, рыбу в совершенно невероятных количествах, а самые отважные лакомились морскими ежами. На берегу собирали морошку и чернику, а в перерывах между погружениями можно было обследовать берег: пешком или на велосипеде. Забрались на ближнюю и дальние горы, прогулялись на коррозионную станцию и окрестности Мурманского морского биологического института, понаблюдали за китом, нашли целую поляну морошки и как следует погрелись в бане – скучать было некогда. Вот такой неожиданно прекрасный Север.

Дневник

До последней минуты сомневалась в том, что поеду. Очень хочется закрыть глаза, чтобы всего этого не было. Вообще ничего. Не было чемодана, билетов на самолет, Игоря, его жены… Ничего этого не было. Не понимаю, почему так вышло и можно ли это изменить. И одновременно вроде бы ничего не произошло, мы видимся, и во время встреч я забываю свои тревоги, но когда остаюсь одна, это опять окружает меня, как противная липкая дрянь, как ядовитый дым или туман, от которого нет спасения. Я не хочу видеть и помнить всех этих мертвых дайверов, смерть, отчаянный крик о помощи, предсмертные хрипы в тщетных попытках вдохнуть хоть что-нибудь из пустого баллона – и мельтешащая донная муть, которая постепенно успокаивается и окончательно ложится на дно вместе с оглушительной тишиной, навсегда наступившей на той записи. Не хочу знать об этом, зачем я вообще это смотрела… Неужели это моя жизнь? Я хочу домой. А где мой дом? Да нет, это все неправда, Анна-Мария, этого просто не может быть, это все придумала какая-нибудь гадкая писательница детективов, а со мной такого быть не может…

Наверное, я просто боюсь. Боюсь холодного моря, боюсь далекого северного поселка, боюсь, что будет ужасно жить в этих деревянных домиках. Еще и Варя молчит. Геня на работе здоровается, и мы разговариваем, но он совсем ничего не пишет. Будто мы чужие. Вот только смотрит на меня как-то странно. Или мне кажется?

Это пройдет, конечно, это пройдет. Просто я немного устала.

Бывший научный поселок, до которого пришлось пять часов добираться на «буханках» от мурманского аэропорта, назывался Дальние Зеленцы. Пока они ехали, Нина – бывшая жительница Зеленцов, ехавшая погружаться вместе с ними, немного рассказала о своей родине. Марианна слушала ее, и воображение рисовало светлые улицы, где рядом с только что построенными домами, блестящими новыми окнами и пахнущими свежим деревом, играли дети, а взрослые были спокойны и счастливы. Когда-то сюда съезжались научные деятели из самых дальних уголков страны. Все началось в 1935 году, когда в губе Дальнезеленецкая открылась Мурманская биологическая станция, преобразованная в пятьдесят восьмом году в Мурманский морской биологический институт. В восьмидесятые годы институт гремел на всю страну, нигде так не изучали морскую арктическую флору и фауну, здесь даже тренировали морских млекопитающих как помощников человека. В том числе, в интересах Северного военно-морского флота.

– Так что можно встретиться с потомком тех самых боевых тюленей, – серьезно заметила Нина.

– Ага, чуть что, он тебе сразу ластой в глаз! – проснулся Виталик.

– А что, их потом просто в море, что ли, выпустили? – спросила Альбина.

– Наверное, – пожала плечами Нина. – А куда их было девать? Началась перестройка, институт перевели в Мурманск, людей переселили. Постепенно тут никого не осталось. Но уехать отсюда навсегда не удалось никому, мы, жители, часто сюда возвращаемся.

– Понырять?

– Да нет. Ныряю только я. Соседи мои, друзья приезжают в отпуск. Там один дом остался жилой, я покажу. Мы словно