Совместное дыхание. Жизнь и любовь подводных пловцов - Светлана Хромова

– В отпуск? Сюда?! А зачем возвращаются, если там все нежилое?

– Не все. Еще осталась несколько семей. Потом, недалеко погранзастава, работает лаборатория альгологии – по изучению водорослей. А недавно появилась база для дайверов. Да и как не вернуться? Это наш дом. И вы даже представить не можете, как здесь было хорошо жить…

– Крабов, небось, ели, – мечтательно потянулся Андрей.

– И крабов тоже. Вы, кстати, знаете, почему в Баренцевом море живут камчатские крабы?

– Ну не знаю. Поселились они тут.

– Не поселились, а поселили. Их завезли к нам где-то в шестидесятые. Зверюги тут освоились, размножились, а потом без разрешения пересекли государственную границу и отправились к берегам Норвегии. Норвеги хоть и возмущались, что, мол, мы подселили инвазионный вид, но крабов ели с аппетитом.

– Эх, сейчас бы сюда этого краба! – Игорь хлопнул в ладоши и потер руки.

– И пива! – согласился Виталик. – И балык из оленины! Вы же оленей, небось, тоже ели?

– Да мы все ели! Тут снабжение было такое, лучше, наверное, только в Кремле питались. А как не кормить научный поселок? У нас и фрукты, и мясо, и все, что нужно, круглый год было. Даже во время войны… А хотите я расскажу вам об олене, сбившем немецкого летчика? Мурманск же немцы не взяли, только с воздуха бомбили. Так вот, однажды немецкий самолет заметил бегущего оленя и решил его убить. И вот он спустился и начал палить по нему. А закончилось все тем, что в погоне самолет опустился слишком низко, врезался в сопку и взорвался. А олень остался жив.

В это время автомобиль сильно подбросило на очередном ухабе, и Маша, подпрыгнув, больно прикусила язык.

– Вот, – проворчал Игорь, – дороги так и сохранились после бомбежек – в первозданном виде…

– А кто их будет строить, эти дороги? Тут же почти никого нет. А зимой вообще все засыпает и замерзает – только на вертолете и можно добраться, если погода позволит. Вот дайверы появились, может, что-то и оживет. Место ведь изумительное! На всей Земле нет такого! Мы плакали, уезжая отсюда.

Маша посмотрела на блеклую равнину, мелькающую за окном машины, на серый песок, бурые камни и уходящую в хмурую даль низкую линию ЛЭПа. Как можно здесь жить? Как можно любить эти скалы, эти ледяные ветра, не прекращающиеся даже летом, эту полярную тьму зимой? Как вообще можно находиться в этом месте долгое время? О чем можно было плакать, уезжая отсюда? За что любить жизнь здесь? Как тут вообще может быть хорошо?..

Наконец после долгих степных пейзажей в окне машины появились улицы с заброшенными домами, симметрично стоящими вдоль дороги. Вскоре показался дайверский городок – светлые, недавно отстроенные домики выглядели испуганными и тревожно прижимались друг к другу, окруженные с одной стороны морем, с другой – их умирающими собратьями.

Когда машина остановилась, их встретил руководитель дайв-центра. Рослый и седоволосый, хотя не старый, он двигался так, словно не земля была его опорой, а наоборот – планета держалась за этого человека. Марианна про себя назвала его Полярником.

– Николай, но все зовут меня Николыч, – представился он и крепко пожал руку каждому.

Николыч предложил программу сегодняшнего дня: после того, как они заселятся, пообедают и отдохнут – провести чек-дайв, а нырялку начать уже с завтрашнего дня. Никто не был против.

Маша не без опасений поднялась на деревянное крыльцо. Она боялась, что в такой глуши условия проживания будут напоминать нечто среднее между турпалаткой и деревенской избой. Но эти тревоги не подтвердились. Домик оказался уютным, теплым и чистым. В комнатах приятно пахло деревом, а в душе была горячая вода. Всего было три отдельные комнаты на двоих и одна общая. Из окна виднелась баня с дымящей трубой и пасмурное море.

После обеда все разошлись по своим комнатам. Игорь заснул практически мгновенно, и неудивительно – из Москвы они вылетали ночью. Но Марианна спать не могла. Сначала она разобрала свои вещи, потом вышла в общую комнату, но там никого не было, видимо, остальные тоже уснули. Она подумала, что можно дойти до берега, но потом решила попробовать подремать – надо было отдохнуть хотя бы немного. Игорь спал, лежа на спине. Маша прислушалась – дыхание было ровным и тихим. Она часто думала о том, что сон – это репетиция смерти. Непонятно, где находится человек в это время, но в мире живых его точно нет. Маша закрыла глаза и попробовала дышать так же, как Игорь, но его вдохи и выдохи были слишком медленными, ей хотелось вдохнуть раньше, чем это делал он. Через какое-то время она тоже уснула.

* * *

К воде вел широкий металлический пирс, покрашенный бурой краской. Чек-дайв предстояло делать отсюда. Не все любили эти пробные погружения, но Маша считала их разумными – проверить снаряжение, а заодно и себя после перерыва в нырянии. И дайв-гид, если не халтурщик, в это время оценит уровень подготовки, чтобы знать, за кем нужно будет приглядывать тщательнее. Несмотря на вечернее время, было светло – время полярного дня. Марианна подошла к краю и посмотрела вниз. Дул холодный ветер, оставляя на темном море рябые следы. Дна не было видно. Она всегда чувствовала себя неуютно в непрозрачной воде и потому не очень любила подмосковную нырялку. Неизвестно, что или кто мог появиться из этого мутного пространства, неожиданно оказавшись совсем рядом. Марианна подумала про акул. Где есть тюлени, там должны быть и хищники. Маша с детства чувствовала первобытный страх перед акулами. Когда она видела передачу о жизни этих хищников, то замирала перед экраном, испытывая желание выключить телевизор или убежать и одновременно не находя сил для этого. Нельзя было не восхищаться этой бесчувственной силой. Словно загипнотизированная, она смотрела, как акула сжимает челюсти, обрывая жизнь своей добычи. Глубоко сочувствуя пойманному морскому котику или тюленю, одновременно Анна-Мария чувствовала радостное торжество и, пожалуй, даже была больше на стороне нападавшего. Ее захватывало странное вдохновение, когда она наблюдала это единство жизни и смерти, где смерть становилась продолжением жизни. Когда хищник ловит добычу, становится особенно ясно, насколько они рядом и связаны друг с другом. Непрерывное единство бытия. Крупный план вечного круговорота. Страшная красота длящегося существования. Марианне это казалось совершенным. Если и есть что-то больше этого – то только любовь…

– Машуня, мы нырять сегодня будем? – услышала она Игоря.

– А тут акулы есть?

– По-моему, тут тебе надо больше бояться боевого тюленя. Помнишь – ластой сразу в глаз. Грузов тебе