В Рождество звезды светят ярче - Софи Жомен

отца, который не одобрил бы скандал в этот особенный вечер. Его отец… Все эти чопорные аристократы едят там за его столом, ерзают задами по его стульям, поднимают бокалы, нахваливают купленную им икру, вовсю хвастаются своими состояниями, достатком, приобретениями, не подумав хотя бы раз вспомнить о нем…

Куча жирных болтунов!

При своей жизни отец ни за что не допустил бы, чтобы в центре обсуждения на семейном сборище оказались деньги. А уж дядюшка по матери… Ублюдок, состоящий из банальностей и тошнотворных клише о падении нравов в обществе, светлейший граф Мофор, позволяющий себе выговаривать Стефани, что одной воспитывать двоих детей неправильно и неамбициозно… Единственная причина, по которой он не заставил его заткнуться, – то, что сестрица сделала это сама.

Или его жена – сухая, тоскливая, бесстрастная, не умеющая ни смеяться, ни безумствовать. Такая помрет просто так, не от старости и не от бедности, потому что никогда не была знакома ни с тем, ни с другим.

В обществе этих людей Алекс задыхался и старался проводить как можно больше времени с детьми, подростками, с ними куда интереснее, да и пользы больше.

При усаживании за стол занудство переросло в пытку. По давней традиции мать заказывает еду на двадцать четвертое декабря у самого дорогого в этих местах поставщика провизии. На это уходит уйма денег, но его дядюшка с наслаждением поносил угощение при каждой перемене блюд, поддерживаемый брезгливой гримасой своей жены, хотя сам жрал за обе щеки, обильно запивая еду вином и усугубляя свой апоплексический купероз.

Их песню Александр давно выучил наизусть. Эту балладу сварливости и злоязычия они дружно, как по нотам, затягивают каждый год. Ему пора перестать этому удивляться. Но в этот сочельник одно пустующее кресло подействовало на него, как удар кнутом. Впервые ему так недостает отца.

Он вспоминает рождественские праздники прошлых лет, когда Жорж Артман обожал делать малопристойные намеки, шокируя невестку, или произносить псевдомарксистские речи, беся шурина и заставляя умирать от стыда весь стол. И все это с полуироничной-полублагодушной улыбкой, с видом кота, играющего с пойманной мышью. В этот раз гости не только ни разу не вспомнили его отца, но и позволили себе поучать Алекса, как лучше управлять «Галереей», чтобы оставить позади отцовские успехи, и вот этого он уже не смог стерпеть: вскочил из-за стола, попросил извинения у пятнадцати присутствующих, пожелал им всего наилучшего и был таков, не отреагировав на осуждающий взгляд своей сестры. Та, впрочем, не попыталась его удержать, знала, что это бесполезно.

Стефани… Он желает ей счастья, и единственное, что его порадовало в этот вечер, – слова, которыми она его встретила: что уходит, покидает с детьми отчий дом. Ее решение так его приободрило, что он обещал ей помощь. О, Стеф не пропадет, он в нее верит, просто сейчас его бумажник так же пуст, как отцовское кресло в этот вечер.

Алекс прибавляет скорость, хотя едет без всякой цели. К собственному удивлению, он сворачивает на указатель «центр» и в считанные минуты оказывается у своей «Галереи». Куда еще ему ехать в эту особенную рождественскую ночь?

Наследство, которого он так не хотел, высится перед ним во всей своей красе. Витрины, которые будут гореть ночи напролет до самого Нового года, кажутся атрибутами то ли детских грез, то ли какой-то фантасмагории. Пляшущие автоматы, все эти поражающие воображение инопланетные миры, пышные украшения притягивают и детей, и взрослых. А этот фасад с залитыми светом елками и мерцающими звездами… «Галерея», его «Галерея» – бесценная игрушка.

Со сжимающимся от тоски сердцем, в несбыточной надежде встретиться с отцом, пожать его протянутую руку Алекс оставляет машину на стоянке позади магазина и идет к служебному входу.

– Здравствуйте, месье Артман, какие-то проблемы? – приветствует его охранник, высовываясь из своей будки.

Он улыбается охраннику, таких можно встретить во Франции только на севере: рослый, лысый череп, фигура регбиста, немного свернутый нос – и невероятно нежный взгляд голубых глаз. Он встречает Рождество здесь, охраняя ЕГО магазин, а Алекс даже не знает, как его зовут!

– Как ваше имя? – спешит он исправить этот недочет.

– Себастьен, месье.

– Приветствую вас, Себастьен, благодарю, что проводите здесь вечер. Где будете встречать Новый год?

– Здесь, месье.

– У вас есть семья?

Детина чешет в затылке и натягивает на голову шапочку.

– Есть, месье, жена, дочка и трое сыновей.

Алекс не может удержаться от восхищенной улыбки.

– Что скажете насчет того, чтобы встретить Новый год с семьей, Себастьен?

– Это невозможно, месье, график есть график.

– Понимаю, но если бы у вас был выбор?

– Я бы с радостью, но у меня четверо детей, месье.

Исчерпывающий нехитрый ответ. В нем все его финансовое положение, необходимость прокормить четыре рта, выгода от выхода в ночь перед выходными.

– Знаю, что вы не сотрудник «Галереи Артман», Себастьен, но вы можете встретить Новый год дома, в деньгах не потеряете, я об этом позабочусь.

Удивленный охранник не знает, что сказать, и снова чешет в лысом затылке.

– Что ж… Спасибо, месье. И счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества, Себастьен.

Алекс входит в здание, зажигает несколько светильников. Контраст между нынешним безмолвием, как в соборе, и суматохой, царившей здесь еще несколько часов назад, так велик, что он даже присвистывает. А запах… Раньше он не замечал, как хорошо пахнет хвоей, горами и снегом огромная вогезская ель под стеклянным куполом универмага.

Первым делом он поднимается к себе в кабинет. Он знает, что отец прятал за папками в шкафу одну-две славные бутылочки. Так и есть, Talisker, шотландское односолодовое. Он наливает рюмку и молча поднимает тост за отца, обращаясь к фотографии Жоржа Артмана на рабочем столе.

В следующую секунду его скручивает, как он и опасался, новый приступ тоски по отцу. Решено, раз он надумал оставаться здесь, то не поскупится на полный, от пола до потолка, ремонт в этой комнате. Он не сможет и дальше биться, как муха в банке, об эти стены, жмуриться от вида всех этих предметов, без конца напоминающих ему об отце. Чтить и приумножать его наследие – да, тысячу раз да, но жить в его гнетущей тени – нет, ни за что. Да и сам отец этого не захотел бы.

Он собирается налить себе еще виски, но тут подает сигнал его телефон. Он смотрит на экран, удивленный тем, что зачем-то понадобился уголовной полиции. Он слушает голосовое сообщение и с облегчением улыбается. Найдено восемьдесят процентов похищенного со склада! Черт возьми, это Рождество не похоже ни на одно другое! Он спешно перезванивает отправителю сообщения,