Возлюбленная распутника - Виктория Анатольевна Воронина

Спустя три часа король Яков утихомирился и вышел из спальни Мейбелл с внешне спокойным выражением лица. Но его приближенных, хорошо знающих его характер, охватило недоброе предчувствие. Именно в таком состоянии наружного спокойствия, но с внутренней клокочущей яростью Яков Второй принимал самые смертоносные свои решения в отношении лиц, имевших несчастье не угодить ему.

Яков Второй решил, что женщина, коварно обманувшая доверие своего короля, и жестоко насмеявшаяся над ним, не имеет право жить на белом свете, и поручил самым ловким агентам своей секретной службы во чтобы то ни стало отыскать Мейбелл Уинтворт и лишить ее жизни. Нерадивых шпионов, приставленных им присматривать за неверной фавориткой, Яков выгнал из дворца, а маркизу Честерфилд, не сумевшую внушить своей племяннице должного почтения к монаршей особе, сослал в деревню.

Пострадал также Джеф. За то, что карлик вовремя не сообщил королю об своих подозрениях относительно герцогини Дарлингтонской, Яков лишил его звания шута и отправил служить в дворцовую кухню простым поваренком. Сбежавшего графа Кэррингтона и и его пособников король Яков приговорил к отсечению головы, и отправил на их поимку своих отборных гвардейцев. Но, как предвидел Джордж Флетчер, погоня с самого начала устремилась за беглецами на запад по ложному следу, в то время как они спокойно и беспрепятственно следовали своим путем на восток.

Через день после бала-маскарада Мейбелл приехала в Норидж, представляющий собою скопление красных черепичных крыш домов под нависшим над ним силуэтом массивного норманнского замка на холме. Мало где еще в Англии сохранились такие великолепные постройки — целые улицы фахверковых домов, частично средневековых, частично тюдоровской эпохи. Поплутав по запутанному лабиринту старинных улочек, Мейбел со своими спутниками наконец-то нашла Стрэнджерс-холл, — то есть Странноприимный дом, — в уютном дворике на оживленной улице. Этот большой трехэтажный постоялый двор с деревянными галереями вдоль верхних этажей был полон людей, но мало кто из них обратил внимание на вновь прибывшую карету — в Стрэнджерс-холл без конца прибывали и уезжали его посетители.

Мейбелл смело вошла в обеденный зал на первом этаже и, заметив Джорджа Флетчера за столиком возле одного из окон зала, весело помахала ему рукой. До прихода Мейбелл Джордж Флетчер расслабленно откинулся на спинку стула и не торопясь поглощал жаркое из молодого барашка, но появление Мейбелл заставило его поспешно вскочить как новобранца при звуке военной тревоги. Его лицо осветилось радостью при виде ее, и он поспешно провел девушку в заранее снятую для нее комнату, где она, встав за ширмой, начала с облегчением переодеваться в более привычную ей женскую одежду с помощью Летти.

Пока Мейбелл тщательно наряжалась, готовясь к встрече с любимым Альфредом, Джордж развлекал ее рассказом о побеге графа Кэррингтона из Тауэра. Девушка беспрерывно смеялась, слушая описание того переполоха, случившегося среди тюремной стражи, когда обнаружилось исчезновение особо важного узника, но ей показалось странным, что Джордж Флетчер так хорошо знает подробности того, что случилось в Тауэре после того, как он бежал вместе с графом Кэррингтоном.

— Это потому, дорогая Мейбелл, что на первых порах именно я возглавлял поиски бежавшего узника, — объяснил ей Джордж. — Опоив снотворным стражников, непосредственно стороживших камеру Альфреда Эшби, я получил возможность беспрепятственно вывести его из крепости, а затем, подняв тревогу, направил погоню по ложному следу.

Мейбелл оставалось только восхищаться умом и сообразительностью друга графа Кэррингтона, обеспечившего им благополучный конец их авантюры, и она с еще большим воодушевлением начала украшать себя, ничуть не сомневаясь в том, что очень скоро она увидит своего возлюбленного.

Когда Мейбелл вышла из-за ширмы в новом блестящем платье из синего шелка, у Джорджа Флетчера от восхищения прервалось дыхание. Мейбелл была чудо как хороша в костюме лейтенанта французских мушкетеров, но в платье светской прелестницы она сделалась вовсе неотразимой.

Придворный костюм непостижимым образом сочетал в себе два господствующих в искусстве того времени стиля: барокко и классицизм. С одной стороны, в глаза бросалась вычурность, обилие украшений и драгоценностей, с другой — строгость линий. Платье Мейбелл состояло из двух частей: лифа и юбки, которая не имела жесткой основы, но была весьма пышной за счет своих накрахмаленных составляющих — нижней юбки, называемой фрипон, и верхней — модест. Верхняя юбка была спереди распашной от самой талии, края разреза отворачивались в стороны, открывая часть шелковой подкладки на фоне нижней юбки, а модные дополнительные драпировки, расположенные сзади на юбке, создавали подобие высоко поднятой пышной кормы фрегата.

От выреза декольте до талии тянулась целая вереница бантов, так называемая «лестница». На нижних ее «ступенях» располагались самые маленькие банты, а вверху — самые крупные, что создавало иллюзию пышной груди.

Плечи Мейбелл сверкающей пеной окутывали золотые кружева, придавая ее нежной коже прозрачность фарфора; волосы были уложены в прическу берлю, состоящую из отдельных локонов, симметрично уложенных рядами. Костюм девушки прекрасно дополняла масса украшений — сапфировые ожерелье и серьги в ушах, многочисленные кольца на пальцах и жемчужные браслеты. Джорджу Флетчеру она казалась чрезвычайно милым божеством, созданным сплошь из драгоценного материала: сияния золота и сапфиров, блеска дорогого шелка и мрамора кожи.

Мейбелл лучше всякого зеркала видела по восхищению Флетчера насколько она сделалась хороша собою, но желая окончательно убедиться в удачности своего туалета перед долгожданной встречей с Альфредом Эшби, она оживленно спросила:

— Ну как, Джордж, я нравлюсь тебе? — и закружилась перед ним блестящим облаком, демонстрируя перед ним не только свое зардевшееся от удовольствия лицо, но и плавный изгиб спины и изящную покатость плеч.

Молодой друг графа Кэррингтона почувствовал, что он больше не может не только скрывать свои чувства к Мейбелл Уинтворт, но также сдерживать их.

— Мейбелл, дорогая, вы просто неправдоподобно прекрасны! — с волнением проговорил молодой офицер. Его сознание покинуло пределы земных представлений о чести, верности своему слову и дружбе. Глубоко влюбленный, он схватил Мейбелл в свои объятия и припал к ее губам долгим поцелуем.

Мейбелл была до того ошеломлена этим поступком обычно сдержанного Джорджа Флетчера, что даже не сразу возмутилась его посягательством на ее женскую честь. Опомнившись, она оттолкнула от себя вероломного молодого человека, и скорее удивленно, чем возмущенно спросила его:

— Джордж, что это было⁈ Что на вас нашло?

Но Джордж, ничуть не раскаиваясь в своем проступке, на удивление уверенным голосом предложил:

— Мейбелл, выходите за меня замуж. Клянусь спасением своей