Бурбон и секреты - Виктория Уайлдер

— Мне всегда нравились такие яркие цветочные татуировки на женщинах. Мне нравится, как они выглядят на мне. — Я улыбаюсь. В цветке нет никакого скрытого смысла, просто он показался мне красивым. В тот период моей жизни, когда все казалось таким уродливым и запутанным, мне нужно было что-то красивое. Когда я покинула Фиаско, мне было трудно поверить, что я заслуживаю чего-то хорошего. Не говоря уже о красивых вещах. Я шла мимо тату-салона, как раз после того, как увидела этих прекрасных танцовщиц на сцене бурлеск-шоу, и решила зайти.

Я лежу на его груди, моя голова покоится прямо над его сердцем. И это не должно быть удобно, с таким массивным и крепким мужчиной, но я вот-вот засну. Даже несмотря на то, что волосы на его груди щекочут мне щеку.

— Что означает твоя татуировка... — Я сдвигаюсь, чтобы провести по линиям, которые тянутся вдоль его бока к талии. — Бурбонные мальчики. — Его кожа все еще блестит от пота, но меня это не волнует. Мне нравится прикасаться к нему.

— У моих братьев такая же. — Он прочищает горло. — Наша мама называла нас так — ее бурбонные мальчики. Если бы мой отец был еще жив, я знаю, он тоже сделал бы такую. Он бы сделал для нее все, что угодно.

Я провожу пальцем по оконным стеклам его татуировки.

— Цветы. Для девочек?

Он кивает и играет с кончиками моих светлых волос.

— Бокал бурбона — это очевидно. — Я провожу подушечками пальцев по пустому квадрату. — А что насчет этого?

— Когда они были маленькими, все было сложно — гораздо тяжелее, чем сейчас. — Он протяжно вздыхает. — Я не понимал, как много я упустил в воспитании детей, пока все обязанности не свалились на меня. — На его губах появляется кривая улыбка, и он тихо смеется, словно радуясь, что сейчас стало легче, чем несколько лет назад. — Я всегда забывал взять что-нибудь для девочек. Раньше Лив помнила о таких вещах — книжки-раскраски для ресторанов, бусинки и трубочки для комнат ожидания, — но я всегда забывал. Мне везло, если я вовремя доставлял их куда надо, не говоря уже о том, чтобы я помнил, чем их занять по прибытии. Я не хотел постоянно отдавать им телефон, чтобы они залипали на видео, где другие дети играют в игрушки. Поэтому этот квадрат стал их пространством для рисования. Они должны были помнить про фломастеры, а я позволял им разрисовывать его. — Он улыбается, рассказывая об этих воспоминаниях. Улыбаться в ответ слишком легко.

Он смотрит на меня сверху вниз, пока его пальцы обводят контуры моих цветов.

Я смотрю, как его пальцы скользят по моей коже.

— Какое-то время это был просто контур, и постепенно я добавляла цвет, — говорю я с улыбкой на губах. — Потребовалось время, но в конце концов эти цветы стали выглядеть так, как будто они всегда должны были быть здесь. — Мои слова замирают, пока его пальцы обводят линии.

Он прочищает горло и отодвигается. Его пальцы застывают, когда он спрашивает:

— Что ты делала на аукционе Блэкстоуна прошлым вечером?

Я знала, что этот момент неизбежен.

Я делаю глубокий вдох, чтобы набраться храбрости, прежде чем сказать:

— Танцы в стиле бурлеск — не единственное, чем я занимаюсь с тех пор, как уехала.

Он поворачивается так, чтобы всё ещё держать меня в объятиях, но при этом видеть мое лицо, пока я рассказываю ему подробности.

— После той ночи на кукурузном поле я поняла, что не смогу с чистой совестью переступить порог полицейского участка. Я бы не смогла стать тем офицером, которым планировала стать, — начинать карьеру с тайн и лжи. Отъезд облегчил мне задачу оставить эту часть себя позади. Но потом Дел... — Я улыбаюсь, вспоминая о нем. — Он был моим наставником во многих отношениях. В конце концов он вбил мне в голову идею о частных расследованиях. Было несложно получить лицензию, и у меня не было никаких ожиданий ни от себя, ни от кого-либо еще. — Я сглатываю и переворачиваюсь на бок, глядя на него. — Быть внимательной к деталям, задавать правильные вопросы и разговаривать с людьми всегда было моей сильной стороной. Дел присылал мне информацию по делам, а я высказывала свое мнение. Потом появились заказы. И вот теперь один из них привел меня сюда.

— Блэкстоун? — уточняет он, нахмурившись.

Я киваю и добавляю:

— Мне нужно было подобраться к нему поближе. Устроить слежку, покопаться в его прошлом, выяснить, кто его клиентура. Найти тех, кого не было «в списках». ФБР завело дело на человека, с которым он связан в Фиаско. Мне нужно было попасть на этот аукцион сегодня вечером. Я солгала, — говорю я, сглатывая волнение от того, что доверила ему эту информацию. — Блэкстоун — это работа, а не друг.

— Работа, которая привела к тому, что ты вернулась в родной город и оказалась в постели с одним из участников этого мероприятия, — говорит он.

— Так и было, — отвечаю я, вглядываясь в его лицо в поисках реакции.

Он откидывает мои волосы за плечо и проводит большим пальцем по подбородку, когда я приподнимаюсь с его груди.

— Я не удивлен тем, что услышал. Ты потрясающе выглядишь на сцене, но ведь танцевать можно было в тысяче других мест. А ты выбрала Фиаско.

— Я знала, что будет трудно, но я недооценила... — Я качаю головой. — Я недооценила, что произойдет, когда мы снова увидимся.

Он тяжело сглатывает, и его кадык дергается.

— Мне не понравилось видеть тебя на коленях у другого мужчины.

Мое тело согревается от его признания, и я не могу сдержать улыбку.

— Немного ревнуешь?

Он прячет ответную улыбку, проводя рукой по губам и решая, что он готов сказать.

— Ревность — недостаточно сильное слово. Мне не понравился Блэкстоун, когда я встретил его в первый раз, но когда я увидел, как он трогает тебя, мне захотелось сначала сломать ему руки, а потом перерезать горло, когда я начал думать, к чему еще он мог прикасаться.

— Я нахожу это странно сексуальным. — Мурлыкнув, я опускаю подбородок ему на грудь и позволяю этим словам проникнуть в меня. — На то, что я делаю, люди смотрят, иногда прикасаются, но это бизнес. И мне нравится то, чем я занимаюсь, Фокс. Частные расследования позволяют мне чувствовать, что я все еще могу делать то, что всегда хотела, но по-другому и на своих условиях. Так же, как мне нравится, что бурлеск заставляет меня чувствовать. И я не хочу это менять.

— Хорошо. Я