По щучьему велению, по Тьмы дозволению - Евгения Преображенская

дела. А уж в самой столице и вовсе царствовало уныние. Витария невольно вспомнила свои сны, в которых вонючая болотная вода заливала улицы города, а её саму бранили за то, что отдала сердце дружиннику.

Подобно болоту, тёмное колдовство окутывало жителей Речи. Невеселы были голоса у торговцев на базарных улицах, несвежи и нечисты были их товары. Прохожие бросали на путников смурные взгляды, плевали им вслед. Не было слышно детского смеха. Чаще раздавался сердитый лай псов да людская ругань.

— Это твоя вина! — истошно кричала где-то в подворотне старуха. — Всё ты виновата, девка гулящая… Надо же было связаться с негодяем, оставить деток малых на погибель…

Слова, обращённые к некой нерадивой матери, странным образом отозвались на сердце Витарии. Она ведь сбежала из дома, оставила свой народ во власти одурманенного царя и злобной речной ведьмы. Она обратилась за силой к Ледянице и обрекла кривхайнцев на раннюю зиму.

Что если отец не обретёт прежний ум? Сможет ли она всё исправить? Они с Инальтом… Если только его задумка удалась. Если только судьба не перехитрила их всех, и в самом деле связав князя с другой, с новой подругой. Ох, непростая то была девица!

…И разве отец своим примером не доказал, что такое случается?

Странная слабость накатила на Витарию, тяжесть навалилась на плечи, налилась в грудях и внизу живота. Тошнота подкатила к горлу. Царевна мотнула головой, отгоняя немощь.

Сейчас она не имела права быть слабой.

35 Казнь

В назначенный день всё было готово, и ко дворцу волнами хлынул больше голодный, нежели праздничный люд. Но постепенно настроения наладились, весёлый гомон и музыка разметали тёмное уныние. Силы жизни и весны, а с ними смех и радость захлестнули столицу.

Скоморохи на разный лад развлекали простой люд. Большой популярностью пользовались качели в виде солнечного колеса. Девицы прыгали на скакухах. Молодцы неподалёку мерились силой в кулачных боях.

Вокруг крепостных стен выстроилась целая рать лоточников. Одни разливали напитки, сладкие и хмельные, холодные и горячие — на любой вкус. Другие раздавали калачи, баранки, бублики, сладкую выпечку в форме птичек и кроликов. Блины — символ солнца, круглые пироги с мясом, с потрохами, с яйцом и с горохом разобрали раньше всех.

Сколоченных столов на всех не хватало. Набравшие снеди гости устраивались прямо на земле. Они раскидывали на брусчатке покрывала и набитые соломой тюки. Очень скоро пространство перед дворцовыми стенами превратилось в сплошной обжорный ряд.

Внутри стен, на площади перед самим царским теремом накрыли столы для почётных гостей. Прибыли кривхайнские князья и некоторые иноземцы. В центре был образован круг, где выступали знаменитые певцы, плясуны и даже акробаты.

Как и обещал Индрик, они с Ивашем оказались в числе почётных артистов. Их встретили приветливо, сытно накормили, напоили вместе с другими выступающими. Людей было много, но угощений и работы хватило на всех.

В сумерках повсюду расцвели костры. Среди артистов появились ярко наряженные огнедышащие фокусники. Взвились в небо языки пламени. Под общий смех и улюлюканье на площадь выкатили повозку с приделанным к ней огромным чучелом.

Когда сдёрнули тряпицу, прикрывавшую по поры лик чудища, и дети, и взрослые подались в стороны. Пронеслись испуганные вздохи, кто вскрикнул. Ужасен был лик косматого чучела, олицетворяющего зиму, беду и зло, которым нынешним вечером предстояло сгореть в ярком пламени.

Под соломенными волосами белел череп козы, в стороны торчали острые рога, сама тьма глядела через пустые глазницы. Старое дырявое тряпьё служило чучелу платьем, ну а юбка была составлена из хвороста и поленьев.

Каждый желающий мог подойти к повозке и бросить в неё кусок тряпицы, что-то небольшое, связанное с горем, болезнью, смертью. Тут же выстроилась длинная очередь.

Инальт именно в этот момент подоспел в столицу. После волчьей тропы, по которой он бежал без продыху, мутило так, будто он много дней брёл без сна. Но всё это казалось сейчас недостойными внимания пустяками.

Глядя на чучело, Инальт невольно вспомнил лик богинки. Дрожь пробежала по телу, но память подсказала: он победил. Ох, славно горела избушка ведьмы. Пусть так же славно сгорит и зимнее чудище!

Не дожидаясь ритуала, он снова ступил на сумеречную тропу, чтобы беспрепятственно пройти в царский дворец. Где-то там, среди гостей, со своей тинутурильской свитой его уже ждала любимая Витария.

Тем временем царевна Витария вышла с тайной тропы и оказалась в своей опочивальне. Сердце её сжалось от тоски. Комната показалась пустой и тесной, точно клетка. Сколько горьких мыслей было передумано у этого оконца, сколько слёз выплакано в подушку!

Царевна огляделась. Всё было ей противно. Нет, не сможет она больше жить здесь. Не вынесет она прежнего быта.

Однако, достав из сундука свои наряды, Витария не сдержала улыбки. Как дивно сияли каменья и жемчуга, всеми цветами переливались шёлковые ленты. Девушка выбрала самое праздничное одеяние из ярко-алого с рыжими всполохами атласа — цвет в цвет к её огненным кудрям.

Царевна тщательно расчесала волосы, но не стала заплетать кос, лишь надела на чело золотой венец с сапфирами и рубинами. Одеваться без служанок было не просто, но Несмеяна справилась: и не такие испытания проходила.

Она вздохнула, подумав про лютую стужу, метели и шторм в Красном моря. Она вспомнила слова Владычицы морской. Только бы та оказалась права…

Витария расправила складки сарафана, по подолу которого рассыпались цветы и птицы, поправила длинные, до самого пола рукава. Взгляд её упал на тень, притаившуюся в углу. Чёрная кошка отделилась от тени и скользнула к ногам девушки.

На этот раз Витария не испугалась. Она опустилась на колени, с нежностью протянула ладони к жуткой чёрной кошечке. Как бы ей хотелось приласкать это создание, но пальцы свело от боли.

«Как твоя сестра не обрела настоящую жизнь, застряв между ней и гибелью, так твоя матушка не обрела истинное успокоение… — вспомнила царевна слова морской ведьмы. — Непереносимо сильное горе погубило твою родительницу. И вместо того, чтобы умереть, она стала демоном боли — лярвой…»

— Я знаю, кто ты, — с трепетом проговорила Витария. — Знаю, что ты всегда была рядом со мной… Пусть и не всегда это приносило нам радость, — она перевела дух. — Знай же и ты, что я прощаю тебе все мои слёзы… Прощаю за то, что ты сама не смогла перенести горя и ушла из жизни человеческой… Я рада, что, несмотря ни на что, ты всё же не покинула меня, матушка…

В