Царствование Розы - Кейт Голден

— Ты, должно быть, Арвен.

— Где Кейн?

Не удостоив меня ответом, он шагнул к моей клетке и одним угрожающим движением пальца щелкнул железную защелку.

Когда я немедленно не выскочила наружу, Кровавый Фейри нахмурил брови.

— Я не кусаюсь.

Я не рассмеялась. Он тоже.

В конце концов я выбралась из клетки с грацией долговязого новорожденного ягненка. Пока я вставала на ноги, он уже вышел.

Ночь поглотила дворцовый сад темнотой, и несколько мермагических фонарей, украшавших арки и фонтаны, отбрасывали на лезвия травы и комья инея призрачное голубое сияние.

Вместо ожидаемых тел павших солдат Розы я увидела лишь нетронутый свежий снег. Я слышала крики, но предположила, что Александр перебил всех по своему приходу.

Мои сапоги хрустели по снегу, пока я пыталась поспевать за длинными ногами Кровавого Фейри. Как бы ужасен он ни был, он был высок, строен и изящен, а рядом с ним я чувствовала себя суетливой крысой. Слабость во всем теле лишь усугубляла это ощущение.

— Почему Кейн не пришел освободить меня?

Он ничего не сказал, и мое сердце ударилось в ребра.

— Где он?

Александр не обернулся на мой вопрос, хотя и произнес:

— Я сказал ему ждать снаружи.

— И он подчинился?

У позолоченной арки, оплетенной снежными лозами, Хемолич наконец обернулся ко мне. Его кроваво-красные глаза пылали.

— Я был должен твоему королю долг. Он потребовал долг. Но с условием, что все будет по-моему.

Кейн обратился за помощью к Александру, чтобы освободить меня. Кроме своего отца, я не знала никого, кого Кейн презирал бы так же сильно, как этого ледяного человека передо мной. В моей груди теплой искоркой вспыхнула благодарность.

В конце садовой дорожки Александр одной рукой распахнул тяжелую дворцовую дверь, и я ринулась за ним внутрь, пока она не захлопнулась у меня перед носом. Длинный коридор был пуст, и из соседних комнат не доносилось ни единого звука. Зловещая тишина делала акварельные обои и позолоченные молдинги зловещими, а купидончики на картинах казались призраками, наблюдающими за нами.

Дворец был пуст? Он что, убил всех внутри? Знают ли люди Этеры, что меня освободили, или они бросятся за мной в погоню, как только обнаружат пустую клетку? Я все еще была слишком слаба, чтобы защищаться практически от кого бы то ни было, даже от смертных солдат.

По крайней мере, сейчас у меня был мейт-волосый телохранитель-Хемолич. Что бы он ни сделал — или не сделал, судя по отсутствию крови или тел — я была благодарна.

— Спасибо за…

— Не надо. — Голос Александра прозвучал тихо, пока он шел по следующему коридору, засунув руки в карманы.

— Почему я не могу поблагодарить тебя за твою доброту?

— Во мне нет доброты. — Каждое слово давалось ему с видимым усилием, будто он сдерживал порыв вцепиться мне в горло. Я сглотнула — звук вышел громким. Ноздри Александра трепетно расширились.

— Кейн был отравлен лилиумом, когда нашел тебя, — продолжила я, пока мы сворачивали в новый коридор, с потолка которого низко свисали хрустальные люстры. Мне приходилось пригибаться, пропуская их сверкающие гирлянды. — Ты мог убить его, но не стал. Разве это не доброта? Или милосердие, по крайней мере?

Александр не удостоил меня ответом, уверенно прокладывая путь, будто он прекрасно знаком с дворцом, сворачивая в нужные коридоры и бесшумно приоткрывая двери. Его взгляд упорно избегал моих глаз, руки так и не покидали карманов, а вокруг не было видно ни стражи, ни прислуги.

— Они все мертвы?

Его кадык дернулся, хотя он не ответил мне. Я побледнела, сожалея о вопросе.

— Попрятались, — его голос прозвучал ядовито, в то время как он плечом распахивал дверь в парадный зал. — Словно перепуганные мыши.

Большой зал был смежен с гостиной, и в нем зияло то самое разбитое окно, впускающее в покои леденящий воздух ночи. Исполинский золотой вяз с его бесценными ветвями все так же торчал из проломленного стекла, наполовину вывалившись из ныне пустой арочной рамы.

Хотя слуги, судя по всему, пытались навести порядок, повсюду еще валялись отдельные книги, осколки стекла, а на полу застыли бурые подтеки крови. Я разглядела брошенные влажные тряпки и ведра с замутненной мыльной водой — все это было разбросано впопыхах, словно все уборщики разом бросили работу и бежали.

Мой взгляд метнулся к Александру — его кроваво-красные глаза были пристально устремлены на меня. Я и не заметила, что остановилась.

— Ты пугаешь их.

Его глаза горели.

— Я пугаю и тебя тоже.

Я сглотнула с трудом.

— Нет, это не так.

Его ноздри дрогнули, словно он учуял запах. Затем он безжалостно склонил голову набок.

— Она лжет.

— Ладно. — Я резко вдохнула, возобновляя нашу ходьбу. Возможно, это был мой единственный шанс на честный разговор с этим человеком, в котором столько ярости и одновременно столько силы. Кто был нам нужен, если мы хотели выиграть эту войну. — Ты пугаешь меня, да. Но мне тебя тоже жаль. Я… я тебя понимаю. — Его челюсть напряглась, и я вздрогнула, неприятная реакция на его суровость. — Ты страдал. Вот что я имею в виду. Ты…

— С тонкостью намеков у тебя плохо, чистокровка. Мои люди больше не станут орудием. Будет мудро оставить остальные свои докучливые мысли при себе.

Но я не могла. Не тогда, когда у меня еще оставалась надежда. Призрачный шанс, что…

— Разве ты не видишь? Если Лазарь победит, они…

— Не спорь со мной, — прошипел Александр, делая шаг ко мне с явным намерением. Я отпрянула так резко, что прижалась к масляной картине, чувствуя запах свежего лака.

Но он лишь убрал руки обратно в карманы и продолжил путь к фойе. Я перевела дух и тщетно пыталась унять бешеный стук сердца, пока мы шли мимо декоративных арок и роскошной пастельной мебели в напряженной тишине.

Наконец мы добрались до входа в замок. Там стоял единственный стражник — первый, кого мы встретили во дворце за всю ночь.

— Я действительно это имела в виду, — прошептала я так тихо, что сама не была уверена, прозвучали ли слова вслух. — Что ни ты, ни твой народ не заслужили тех страданий, что выпали на вашу долю. И мне жаль. Будете вы сражаться с нами или нет.

— А разве ты не презираешь меня? На моих руках кровь семьи твоего короля.

— Я должна верить, что в каждом есть частичка света. Даже в тех, кто кажется абсолютной тьмой.

— Должна? — спросил он с недоверием.

Презрительно это было или просто надменно, мне было все равно. Я так же