Восьмая наложница - Юлия Владимировна Буланова

— Они отправятся на Юг и десять лет будут служить простыми стражниками, храня порядок городов. Станут служить старательно и честно, через десять лет, будут прощены, смогут сами выбирать свой путь в жизни. И благодари госпожу Юмин. Лишь её доброе сердце смягчило гнев пятого принца. Она не желала смерти братьям своего отца.

Глава 47

Миори принесла нам с Джином чай и тихо притаилась в уголке. Джиндзиро решил сегодня присоединиться ко мне за завтраком.

— Мама, мы сделали это! Столько поисков, планов и репетиций. А всё получилось до неприличия легко! Отец Шена сейчас у Императрицы. Извиняется, что не поблагодарил её за великую милость — его внучка стала первой наложницей принца. Такая честь. Такая честь. Я, кстати, собираюсь отловить его на выходе из дворца Сыновнего почтения и прогуляться к Баолинь. Надо же и её «порадовать» новостями семьи. Хочешь со мной?

— Не особо. У меня слишком много работы. Письма. Ненавижу их писать. Но мы должны поддерживать доброжелательные отношения с представителями аристократических родов. А время дорого. Его у нас не так уж много.

— Оно работает на нас. Каждый день. Каждая минута. Не бойся. Мы справимся. Мама, ты веришь мне?

— Конечно, мой хороший. Конечно, верю.

Такая уж мам роль. Верить, поддерживать, любить, не ограничивая, при этом свободу. Сложная роль.

Не уверена, что сейчас справляюсь с ней в полной мере, несмотря на все старания. Когда мой сын был маленьким любопытным Лисёнком, это у меня получалось лучше.

— Как Шен? — спрашиваю тихо.

— Никак. Хотя, скорее разочарован. Наставник думал, что если отомстит, то ему станет легче. Ошибся. Не стало. Я не говорю о том, что ту дрянь на следовало убивать. Следовало. В конце концов, она сама избрала свою судьбу.

— Шен думал, что когда будет восстановлена справедливость, ему удастся простить отца.

— Даже лучшие могут ошибаться, — фыркнул Джиндзиро. — Прошло шестнадцать лет. О каком прощении могла идти речь? Шестнадцать лет Линшен Ишикара не имел права, даже, назвать своё имя. Тот человек обрёк своего сына на смерть. Он знал, что Шен, именно, его сын. Но решил защитить свою репутацию, что бы там он ни говорил. На остальное ему было плевать. Первая жена ему надоела. И этот человек поверил в первую же ложь о ней. Потому что это было удобно. Нет, ничего специально господин Ишикара не делал. Но счёл возможным избавиться от нелюбимой жены, навязанной родителями, как только появился приличный повод. И старательно закрывал глаза на то, что у его любимой наложницы был мотив оболгать соперницу. Нет такому прощения. Нет и быть не может. Шену придётся с этим смириться.

— И в кого ты у меня такой умный? — улыбнулась я.

Мой сын встал и медленно подошёл к окну. Провёл кончиками по раме и тяжело вздохнул.

— Есть вещи, которых не изменить. Даже, если это тысячу раз несправедливо. Это смерть. Её нельзя обмануть. Нельзя отменить. Это то, кем являются другие люди. Невозможно по своей воле изменить человека, сделав его лучше. Люди меняются сами, да и то, крайне редко. Это болезни, неподвластные целителям. Дядя любит меня, но он очень хотел бы общего с тобой ребёнка.

— Киан всегда знал о том, что в этом союзе не может быть детей.

— Я в курсе, — грустно хмыкну Джин. — Вы научили меня не жалеть о несбыточном. Ведь не всё в нашей власти. Шен, тоже, говорил о том, что это правильно. Но говорить легче, чем, действительно, смиряться.

— Ты разочарован в нём?

— Мам, помнишь, что ты мне говорила? О том, что все мы люди. Несовершенные создания Богини, в несовершенстве которых заключается их сила и слабость. Что все мы испытываем страх, ошибаемся и причиняем боль окружающим.

— Ошибаются даже Высшие. Что уж о нас говорить?

— Да, — мой сын отвёл взгляд. — Когда я был маленьким Шен казался мне человеком невероятно близким к совершенству. Я во всём брал с него пример. И, знаешь, сейчас почти ничего не изменилось. Я всё ещё могу брать с него пример. Но сейчас его близость к совершенству меня раздражает чуть меньше, чем раньше.

Мой сын хитро улыбнулся и направился к выходу.

— Как мне кажется, господин Ишикара уже достаточно надоел Императрице. Пора «случайно» столкнуться с ним.

— А, знаешь, — я тоже улыбнулась и поднялась на ноги. — Составлю тебе компанию. Злорадствовать — плохо. Но Баолинь слишком долго пакостила окружающим.

— Мам, ну, ты же не думаешь, что я удовлетворюсь лишь этим? Её падение будет долгим.

— Ты всё-таки решил провести суд над вдовствующими наложницами?

— Не только. Моей бабке, тоже, не избежать суда. Старшая Госпожа раскаялась. Поэтому я не стану предъявлять обвинения ей.

— Лис…

— Так нужно. Мама, так нужно. Чтобы показать, что перед законом равны все. Ты много говорила о том, что женщины ограничены в своих правах. Женщины не предстают перед судом. Что одновременно провоцирует самосуд родственников над невинными и абсолютную безнаказанность истинных преступниц. Я обязан разбить этот порочный круг.

— Мой господин, — шепотом произнесла Миори, в Золотом Городе перешедшая с дружеского обращения «Лис» к более вежливому. — Вас назовут Жестоким. Вас будут бояться и ненавидеть. Потому что нельзя разрушить многовековой уклад людей и не навлечь на себя злость окружающих.

— Пускай, — легкомысленно отмахнулся Джиндзиро. — Люди не любят перемены. Пусть сейчас меня назовут Жестоким. У меня нет иного пути. Или ты считаешь, что мне стоит оставить всё, как есть?

— Нет, мой господин. Вы должны сделать это чтобы наш мир стал лучше. Но цена этого будет велика.

Джин дёрнул головой, то ли соглашаясь, то ли нет и вышел. Я же последовала за ним.

Мы шли быстрым шагом, не обращая внимания на буйное цветение императорских садов.

— Господин Ишикара, — с хищной улыбкой поприветствовал мужчину мой сын.

— Пятый принц, — нервно отозвался отец Шена. — Госпожа Мейлин, долгих вам лет и крепкого здоровья.

— Благодарю, — отозвалась я. — Вы направляется сейчас к своей дочери? Ах, бедная-бедная Баолинь. Такой позор быть дочерью преступницы. Ведь ваша недавно умершая жена довела прошлую до самоубийства. А это преступление.

— В действиях той женщины нет вины Баолинь, —