Сны с чёрного хода 2 - Алексей Небоходов

– Мне казалось, что я выиграл. Новая жизнь, азарт, свобода. Я уходил из дома с мыслью, что всё начинается заново, что я ещё не потерял себя, что у меня есть шанс быть не просто профессором, не просто ученым, а человеком, у которого есть настоящее. Я оставил семью. Не колеблясь, не думая о последствиях. Я был уверен, что раз всё так легко рушится, значит, оно и не было таким ценным.

Он вдруг резко затушил сигарету, едва не раздавив окурок пальцами.

– Но знаешь, Лия, когда ты выбрасываешь что—то из своей жизни, это не значит, что ты становишься свободным. Это значит, что ты теряешь часть себя. Я этого тогда не понимал.

Лия смотрела на него, чувствуя, как в груди нарастает напряжение.

– И что случилось потом?

Александр усмехнулся.

– Потом? Потом началась реальность. Она не была похожа на то, что я себе представлял. Вначале всё было как в кино – длинные разговоры, путешествия, ощущение, что ты вырвался из клетки и теперь можешь дышать полной грудью. Но эта иллюзия не могла длиться вечно. Наступил момент, когда я понял: я больше не тот, кем был. Я больше не нужен университету, больше не центр чьей—то жизни, больше не тот человек, которым гордились. Я ушёл слишком далеко, и возвращаться было уже некуда.

Он снова закурил, прикрыв глаза.

– Когда карьера начала рушиться, я пытался держаться. Но в науке не прощают слабости. Одни коллеги стали отворачиваться, другие начали смотреть с презрением. Студенты перестали меня воспринимать всерьёз. Появились слухи, шепотки за спиной. Когда—то я мог войти в аудиторию, и все замирали, чтобы услышать, что я скажу. А потом я входил – и никто уже не смотрел на меня.

Он говорил тихо, но в этом голосе звучала боль, которую он давно не позволял себе выплеснуть.

– А она?

Лия задала этот вопрос осторожно, но он лишь усмехнулся.

– Она ушла. Конечно, ушла. Как только исчез блеск, как только я перестал быть для неё тем, кем был вначале, как только я стал обузой, а не вдохновением. Это было неизбежно.

Он посмотрел на Лию, и в глазах его мелькнуло что—то острое, обжигающее.

– Я пытался вернуться. Честно пытался. Но моё место уже заняли другие. Университет отказался от меня. Коллеги – тоже. Друзья… Если их вообще можно было так назвать, – исчезли. Всё, что у меня было, оказалось иллюзией. И знаешь, что самое страшное? Я не могу сказать, что жалею.

Лия смотрела на него, не веря услышанному.

– Как это – не жалеешь?

Он пожал плечами.

– Я жалею о последствиях. О том, кем я стал. Но если бы можно было всё вернуть назад, я не уверен, что сделал бы другой выбор. Потому что тогда я верил, что живу. Верил, что что—то значу. Может, это было ложью. Может, я ошибался. Но мне страшно признать, что вся моя жизнь – череда ошибок.

Он снова затянулся сигаретой, прикрыл глаза, глубоко вздохнул.

– Я ведь помню тебя… – сказал он наконец. – Но как ты меня нашла?

Лия не знала, что сказать. Она чувствовала себя раздавленной, разорванной между прошлым и настоящим, между тем, что она хотела услышать, и тем, что услышала. Перед ней сидел человек, который когда—то был для неё значим, но теперь стал тенью самого себя.

Она не могла оставить его таким.

Лия провела рукой по корешкам книг, будто касаясь самого хрупкого, что осталось между ними. Эти страницы когда—то были чистыми, пустыми, а теперь хранили её мысли, её переживания, её жизнь, застывшую в словах. Она писала их, не зная, читает ли он, думает ли о ней. А он читал. Всегда.

Она подняла взгляд и увидела, как Александр смотрит на неё – долго, пристально, с каким—то странным выражением, в котором было всё сразу: и растерянность, и что—то не до конца осознанное, но такое настоящее, что в груди кольнуло. Она не могла не замечать, как он изменился, как жизнь высосала из него энергию, как он стал другим, уставшим, разочарованным. Но даже сквозь всё это, даже через пелену прожитых лет она видела его. Настоящего.

Осознание этого накрыло её неожиданно, но не было в этом ни испуга, ни сомнений – лишь ясность, прорезавшаяся сквозь хаос мыслей. Она поняла, что всё ещё любит его, не потому что хранила в памяти образ того, кем он был, а потому что, несмотря ни на что, видела его настоящего. Любила не воспоминание, не светлую тень прошлого, а этого мужчину – потерянного, сломленного, уставшего, но всё же живого. Любила так, как любят, когда уже нет места иллюзиям, когда не ждёшь взамен ни оправданий, ни обещаний, ни ответных слов. Любила так, как любит тот, кто не может иначе. Любила так, как любят не за что—то, а несмотря ни на что.

В груди разлилась странная тяжесть, сдавливая дыхание, делая его рваным, поверхностным, словно воздух внезапно стал плотнее, насыщеннее, и каждое движение, даже самое незначительное, давалось с трудом. Её сердце сжалось в болезненном предчувствии, заставляя кровь гулко отдавать пульс в висках, в кончиках пальцев, в самой глубине существа, где копились годы молчания, утрат, нереализованных желаний. Этот момент был на грани чего—то невыразимого – словно судьба, замерев, ждала, какое решение примет она сама.

Она медленно села напротив, сглотнула ком в горле и, прежде чем успела передумать, сказала:

– Я люблю тебя.

Простые слова. Обычные. Сколько раз они звучали в книгах, в фильмах, в чужих историях, но сейчас они были чем—то большим. Они были не обещанием, не признанием в порыве эмоций, а чем—то таким, что нельзя взять назад.

Александр не шелохнулся, словно пытаясь осознать услышанное, задерживая дыхание, будто опасаясь, что любое движение разрушит хрупкость момента. Его взгляд застыл, губы чуть приоткрылись, но слова не сорвались с них, а в воздухе повисла натянутая, почти осязаемая пауза. Лия видела, как внутри него борются эмоции, как разум отчаянно ищет способ обработать эти простые, но слишком значимые слова, как в глубине глаз мелькает понимание – запоздалое, болезненное, но всё же реальное.

Сначала показалось, что он не понял, но в следующую секунду в его глазах мелькнула вспышка – короткая, как если бы он не ожидал услышать именно это. Он медленно выдохнул, положил руки на стол, едва заметно сжал пальцы, словно проверяя реальность.

– Лия…

Его голос звучал низко, хрипло, в нём не было привычной отрешённости. Он провёл ладонью по лицу, будто пытаясь привести мысли в порядок, но не