Сны с чёрного хода 2 - Алексей Небоходов

– Я… не могу это объяснить.

Он поднял на неё глаза, в них отражался огонь от тлеющей сигареты, танцующий в полумраке комнаты.

– Но если я кого—то любил по—настоящему… если есть в этом мире человек, которого я любил, люблю и, наверное, всегда буду любить… то это ты, Лия.

Его голос был ровным, но в нём звучала непоколебимая уверенность. Не было громких признаний, пафоса, но каждое слово отзывалось в ней эхом, проникая глубже, чем можно было себе представить.

Лия почувствовала, как её дыхание стало чаще, как тепло растеклось по телу. В комнате стало душно, но не от табачного дыма, не от алкоголя, не от стоялого воздуха – а от чего—то другого, более тяжёлого, более густого, от их молчания, насыщенного напряжением, которое тянулось между ними, будто натянутая струна.

Она наблюдала, как его взгляд медленно прошёлся по её лицу, задержался на глазах, на тонких линиях скул, скользнул к губам, словно изучая, словно пытаясь запомнить, словно в этот миг решал для себя что—то важное, что—то не поддающееся простому объяснению. Её сердце замерло, дыхание стало чуть прерывистым, и в эту секунду она поняла: он ощущает то же самое. В комнате, пропитанной тенями прошлого и ароматом давних сожалений, между ними вспыхнуло что—то неуловимое, почти физическое – напряжение, которое нельзя было не заметить, которое невозможно было игнорировать. В нём не было слов, не было поступков, но оно присутствовало здесь, заполняя каждый миллиметр пространства, растягивая время до предела. Он не просто чувствовал это – он знал, что это неизбежно.

Лия чувствовала, как её тело охватывает дрожь, но не от холода. Напряжение, копившееся внутри, разливалось волной жара, захватывая её, захлёстывая целиком, заставляя двигаться так, словно другого выбора у неё не было. Она смотрела на Александра, видела, как в его глазах вспыхнуло нечто первобытное, древнее, то, что не подвластно времени и переменам.

Она не знала, кто сделал первый шаг, кто первым разорвал зыбкую границу между ними, но это уже не имело значения. Одежда стала лишней, тяжёлой, ненужной преградой, от которой хотелось избавиться как можно скорее. Лия стянула с себя свитер, чувствуя, как по оголённой коже прошёл тёплый воздух комнаты, а затем, почти не раздумывая, сбросила всё остальное, не давая себе времени на сомнения. Её движения были резкими, наполненными нетерпением, но в этом было и что—то обречённое, словно она давно знала, что этот момент наступит.

Александр тоже не медлил. Его руки, ещё секунду назад сжатые в кулаки от напряжения, теперь уверенно скользнули к её телу, нашли её плечи, прошлись по изгибам её спины. Его прикосновения были горячими, немного грубыми, но в этом ощущалось нечто большее, чем просто физическое желание. Он прижимал её к себе так, будто боялся, что если отпустит – она исчезнет, растворится, превратится в призрак прошлого, который он больше не сможет вернуть.

Они сплелись, сближаясь до предела, позволяя телам говорить за них. В этой близости не было стеснения, не было ни неловкости, ни колебаний – только чувство, что этот момент принадлежит только им. Каждое прикосновение, каждый вдох, каждый звук, срывающийся с губ, был наполнен жаждой, желанием и чем—то более глубоким, чем просто страсть. Это было возвращение.

Лия ощущала его дыхание на своей коже, горячее, обжигающее, словно он пытался сгореть так, чтобы оставить на ней свой след, чтобы она не смогла забыть, чтобы этот миг стал для них точкой отсчёта. Его губы находили её шею, скользили вниз, исследовали, запоминали. Её пальцы сжимали его плечи, ощущая под ладонями напряжённые мышцы, тепло тела, рваный, прерывистый ритм его движений.

Когда он вошёл в неё, она резко вдохнула, а затем выдохнула, позволяя всему этому накрыть её с головой. Волна жара, боли, наслаждения – всё это слилось воедино, захватывая, заполняя её целиком. Они двигались в едином ритме, теряя ощущение времени, растворяясь друг в друге. Каждый толчок был как удар в глубину души, пробуждая в ней что—то древнее, первобытное, заставляя забыть обо всём, кроме них двоих.

Лия не могла сдерживать звуки, не могла контролировать дыхание, ощущая, как всё внутри пульсирует, наполняется, натягивается до предела. Её ногти вонзились в его спину, оставляя тонкие, едва заметные царапины, её губы дрожали, когда он наклонялся ближе, ловя каждый стон, каждую эмоцию, каждый вздох.

В этой близости не было ничего лёгкого, ничего мимолётного. Это было не просто слияние тел, а крик души, отчаянный, требовательный, полный всего, что они потеряли и теперь пытались вернуть.

В конце симфонией звучали их стоны. Они тонули друг в друге, и этот миг принадлежал только им.

Лия лежала рядом с Александром, чувствуя, как его дыхание, глубокое и размеренное, плавно сливается с её собственным. Воздух в комнате ещё хранил тепло их тел, а в полумраке пыльного света казалось, что время на мгновение замерло, давая им отсрочку от реальности. Она провела пальцами по его груди, ощущая под ладонью едва заметное биение сердца, слабое, но всё же живое. Это сердце когда—то билось иначе – с уверенностью, с силой, с жаждой жизни. Теперь же в его ритме звучала усталость, долгие годы одиночества, неопределённость, которая никуда не уходила даже в этот момент близости.

Она закрыла глаза, уткнувшись лбом в его плечо, впитывая его тепло, запоминая этот миг, будто пытаясь сохранить его в памяти навсегда. Но вместе с этим пришло осознание – глухое, тяжёлое, не дающее покоя. Её вмешательство в прошлое, её отчаянная попытка что—то исправить привела именно к этой реальности. Она изменила его судьбу, она лишила его того, что когда—то делало его сильным, того, что делало его самим собой. Всё, что она хотела исправить, в итоге разрушило его жизнь.

Её глаза наполнились слезами, но она не дала им стечь, сдержала их, вдыхая воздух, который теперь казался ей чужим. Она любила его – таким, каким он стал, таким, каким его сделала жизнь, но в глубине души понимала, что этот Александр – не тот человек, которым он должен был быть. В его судьбе не должно было быть этих запущенных комнат, этой бесконечной череды ошибок, этого глухого одиночества. Он мог быть другим. Должен был быть другим.

Она прижалась к нему крепче, зная, что это их единственная ночь. Единственная в этой реальности.

Может быть, он почувствовал её напряжение, потому что его рука легла на её спину, лёгким, интуитивным жестом, которым человек пытается удержать ускользающее.

– Всё хорошо, – тихо сказал он, не открывая глаз, словно угадав её