Восьмая наложница - Юлия Владимировна Буланова

Шанэ почти сорок. Красота её поблекла. Огонёк в глазах потух. Нет, она всё ещё привлекательна. Но что толку с этого? Замуж её не отдашь. Кто решится взять в жены ту, что не просто принадлежала Императору, но и растила принца? И это если закрыть глаза на возраст и бесплодие.

Оставить в своём доме, конечно, можно. Но какой в том прок для рода? Вдовствующая наложница не может жить в статусе приживалки, которая станет прислугой в родительском доме. К ней надлежит обращаться с уважением. Непочтительность к наложнице почившего отца новый Император и за оскорбление своего рода принять может.

Нет, если бы она имела какое-то влияние на нанешнего правителя, как мать живых принца или принцессы, её бы встретили с распростёртыми объятиями. Но сейчас она была бесполезна. Как сломанная кукла.

Именно так выглядела Шанэ, которую забрал из Золотого Города брат — единственный человек, который дорожил именно ей.

— Привести следующую, — громко произнес Джин, мазнув взглядом по бывшему наставнику. Но Линшен не выразил и намёка на эмоции.

Баолинь была спокойна и величественна. Ни намёка на волнение или страх. До сих пор счиет себя неуязвимой?

— Ишикара Баолинь, — безразличный голос Киана разносился под сводами дворца. — Ты, ослеплённый собственным эгоизмом, подвергла опасности жизнь пятнадцатой принцессы Лейлин. Чтобы защитить себя ты толкнула невинное дитя под ноги то, что желала убить Императора Джиндзиро.

— Да, я совершила ошибку. Я испугалась и была не в себе после того, как мой господин скончался прямо у меня на глазах, — Баолинь состроила невинную мордашку и даже выдавила из себя крошечную слезинку. — мой разум на мгновение помутился. Я всю свою жизнь буду сожалеть о своей слабости. Мой Император, умоляю, имейте сострадание к несчастной женщине. Верните мне мою драгоценную дочь. Она — моя плоть и кровь. Ведь всем известно, что никто не может любить своё дитя сильнее родной матери. Кто, кроме меня, сможет утешить её, в час когда она потеряла отца? Разве чужие руки, какими бы заботливыми они ни казались, способны обнять её также, как мои? Кто позаботится о ней? Кто защитит? Безмолвные и бесправные слуги? Императрица?

— Баолинь, — мой голос похолодел. — Ты смеешь говорить, что я не способна позаботиться о принцессе?

— Простите, госпожа, — голос женщины стал мягким и сладким, как патока. — Я не смею проявлять непочтительность и лишь хотела сказать, что Императрица — хозяйка всего Золотого Города. Как можно обременять вас заботой о чужом ребёнке у которого есть мать? Без меня принцесса будет лишь несчастным листочком, отданным урагану дворцовых интриг. Ваша забота о ней будет всего лишь исполнением долга. Моя же любовь убережёт её от всех невзгод. Я осознала свою ошибку и умоляю разрешите мне воссоединиться с дочерью.

Баолинь сложила руки в молитвенном жесте, явно играя на публику. Смиренная поза. Невинный взгляд. В ней, явно, умерла величайшая актриса. Как играет! Загляденье.

И самое паршивое, что она сейчас перетягивает симпатии придворных.

Я скрипнула зубами. У меня роль милостивого защитника. Мне нельзя переходить в обвинение. А Киан тупит. Нет, я понимаю, что он сейчас чувствует себя не лучшим образом. Столько лет ненавидеть женщину, которая не была причастна к смерти его возлюбленной. Но сейчас не время для мыслей о прошлом, когда та женщина идёт в наступление.

— Император даровал принцессе новое имя. И мы с благодарностью принимаем знак его безграничной милости. Но у нее есть другое имя. То, что дал ей отец. Кто кроме меня сможет сохранить ту связь, что существовала между ней и почимшим Императором? Кто не даст ей забыть свое настоящее имя?

— Я даровал новое имя моей милой сестре потому что она не смогла назвать своего. Она его не знала. Ишикара Баолинь, ты слишком много говоришь о любви и заботе для женщины, которая хладнокровно бросила своё дитя навстречу опасности лишь бы сохранить свою жалкую жизнь. Ты говоришь, что осознала свою ошибку. Но был ли твой вчерашний поступок единственным злом, причиненным принцессе? Юмин, выйди и расскажи, что ты узнала о жизни принцессы.

Девушка сделала пару шагов вперёд, поклонилась и заговорила:

— Я Ишикара Юмин, первая наложница Императора Джиндзиро. Императрица поручила мне и моей служанке заботу о принцессе. Мне больно даже говорить об этом, но на теле девочки я нашла многочисленные кровоподтёки, какие бывают от щипков и ударов. Какие-то из них были свежими, а какие-то почти зажившими. Принцесса сказала, что так её наказывала мать.

Толпа взволновалась, а Баолинь, звериным нутром почуяв, что земля под её ногами горит, решила разыграть из себя жертву злых наветов.

— Мой Император, я во всём старалась быть примером для дочери. Но она капризна и непочтительна. Я старалась смирить её буйный нрав. Да, для этого мне приходилось наказывать её. Из любви и заботы о её будущем.

— Юмин, — Джин коварно улыбнулся. — Ответь, была ли ты в детстве капризна и непочтительна, как твоя младшая двоюродная сестра?

Девушка очаровательно зарделась. Видимо, вспомнила, как в прошлом году потребовала от принца, чтобы он залез на шелковицу и нарвал им с Миори самых спелых ягод. Что было крайне непочтительно. Но Лис тогда получил свой вожделенный поцелуй в качестве аванса за подвиг и такому капризу был очень рад.

— Да, мой господин.

— Тебя наказывали за это так же, как принцессу Лейлин?

— Нет, — Юмин чинно сложила руки на поясе. Весь её вид выражал спокойствие и уверенность. — Если я что-то делала не так, со мной говорили, объясняли. И никогда не били. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, сколько боли вынесла принцесса. Она же такая маленькая.

Юмин вытерла набежавшие на глаза слёзы. И столько в её словах было боли и жалости, чтопо толпе пронеслась волна возмущённо шепота

— Я больше никогда не стану так наказывать мою принцессу, — в голосе Баолинь впервые я услышала нотки паники. — Она же моя кровь и плоть.

— Женщина, ты смеешь говорить об этом мне? — Джин буквально рычал. — Десять лет назад ты на моих глазах приказала слугам убить своего брата. И общая кровь не остановила тебя.

— Я родила её! Она принадлежит мне! — Баолинь отбросила маску смирения и сорвалась. — Детей Золотого Города нельзя отбирать у их матерей!

— Ты смеешь дерзить? — Слава Богине, Киан «отвис» и сделал то, что должен был.