Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

Маленькая галера Жуанвиля не могла подойти близко, чтобы не сесть на мель, но конный человек легко мог достичь ее.

– Пора, мой король, пора! – торопил Сержин. – Я с вами войду в реку, провожу, подсажу к борту.

– Нет, нет! – запротестовал король, поднимая голову с шеи коня. – Помоги бедолагам, пока их всех не убили эти бесчестные ублюдки. Посади, кого можешь, на корабль.

– Как я это сделаю? – в отчаянии удивился Сержин. – Ваше величество, их не спасти! А вас еще можно!

– Проклятье, Жоффруа, делай, что приказываю! Хоть несколько человек спаси! Остальные, что встали? Рыцари, помогите вашим братьям во Христе, возьмите каждый впереди себя и позади по одному человеку, пока всех не перебили, и отнесите на корабль!

Сарацины не знали, что король Франции находится совсем рядом, и если ударить дружно, то его можно захватить. Ночная тьма и жажда убийства ослепили их.

Рыцари сделали, что смогли, и вернулись к королю. Враги, увидев близко стоящее судно, сразу стали по нему стрелять из луков, а перешедшие мост метатели «греческого огня» запустили, к счастью неловко, в него несколько огненных горшков. Жуанвиль в панике велел немедленно отплывать, молясь за короля, не пожелавшего оставить войско.

Примчался Альфонс де Пуатье.

– Брат, что ты, во имя всего святого, творишь? Если хочешь остаться с нами, так поторопись! Все уже ушли, только ты и твои рыцари бессмысленно топчетесь, ждете смерти!

Король послушался брата, обрадовавшись тому, что хоть нескольких несчастных его люди смогли доставить на корабль, и велел немедленно выступать.

Пока отряд короля исчезал в ночи, больных крестоносцев, оставшихся на берегу, сарацины отправили к небесам.

Всю ночь войско короля шло правым берегом Нила на север, к Дамиетте. Тысячи пехотинцев – копейщиков и арбалетчиков, ослабленных голодом и болезнями, выбились из сил. Рыцарская конница шла рядом, как и приказал Людовик. Но сохранить видимость единой армии оказалось невозможно. Граф Яффы со своими людьми, госпитальеры ушли далеко вперед, многие пешие воины, не выдержав тягот ночного перехода, отстали, потерялись в ночи, отклонившись от маршрута, чтобы отдохнуть, напиться воды из реки или в надежде найти какую-нибудь еду.

Войско растянулось на несколько миль. К утру уставшие люди уже еле двигались, падали и не могли подняться от голода.

Король всю ночь пробыл в забытьи, свесившись на шее лошади, иногда пробуждаясь и прося стащить его на землю, чтобы облегчиться.

Когда он очнулся, рядом шумели, не стесняясь крепких выражений, его рыцари.

– В чем дело, господа?

– Ваше величество! Посмотрите, что творится на реке! – с болью в голосе отозвался Филипп де Нантей.

Король, чувствуя тошноту и новые неумолимые позывы в кишечнике, бросил мутный взгляд на Нил.

Большая галера сарацин с длинной трубой на носу шла наперерез судну крестоносцев, полному раненых. Были там и здоровые люди, они пытались отстреливаться из луков и арбалетов. Но это им не помогло остановить врага. Огонь, вырвавшийся из трубы, охватил паруса и борта судна. Оно начало тонуть, люди кто в панике метался, не решаясь прыгнуть в реку, кто молился перед смертью, кто еще со злости пытался стрелять в сарацин. Корабль христиан поглощал адский «греческий огонь», который нельзя было затушить даже водой. Кто-то из бедолаг держался за мачту, словно она могла спасти их, удержать на плаву. Большинство не умели плавать или были настолько истощены, что сразу тонули. Кто-то горел прямо в воде. Лучники сарацин дали залп, чтобы побыстрее закончить с этим судном и переключиться на другое.

Король остановил коня и сполз. Ему не понадобились никакие усилия – из него все текло, как из решета. Жоффруа де Сержин дал королю напиться воды. И пока Людовик пил, он смотрел, как умирают в Ниле его воины.

– О Господи! – воскликнул Гоше де Шатильон, присоединившийся еще вчера к рыцарям короля. – С самого утра мы уже видим третий уничтоженный корабль и один в плен захватили! Накажи, Христос, наших врагов! Вступись за нас!

– Должен же хоть кто-то прорваться, – еле ворочая языком, промолвил король. – А вы хотели, чтобы я там был! Сейчас бы мной уж рыбы завтракали. А я вот еще дышу!

Вскоре появились конные сарацины. Отряд, грабивший лагерь и убивавший больных, был только арьергардом всей армии султана, за ночь перешедшей по неразрушенному мосту. Конная часть армии начала преследование, как только немного рассвело, зная, что христиане идут медленно.

Первыми под удар попали те пехотинцы, кто, выбившись из сил, отстал от своих. Их в плен не брали, так как никто не собирался караулить пленных, все стремились к основному войску, где если уж и брать кого, так это рыцарей, за них хоть можно просить выкуп.

– Ваше величество, сарацин очень много! – крикнул Филипп де Монфор, сеньор Тира, единственный из сирийских баронов, оставшийся при короле, а не ушедший вперед с Жаном д'Ибелином, графом Яффы. – Они прямо за нами. Если мы не изменим маршрут, нас окружат!

– Они в любом случае нас окружат, но если мы будем вместе со всеми нашими братьями, то биться будет легче, а если мы уйдем в сторону, то мы уведем с собой на хвосте сарацин, и они нас уничтожат, – заключил Филипп де Нантей.

– Ты прав, Нантей! – промолвил король. – Именно поэтому мы и отклонимся от этой дороги. Уведем за собой сарацин. Пусть войско спасается.

– Что вы говорите, ваше величество? – удивился Нантей. – Вы же погибнете!

– Да я уже наполовину мертв, я подняться с лошадиной гривы не могу, зад голый болит, да я истеку прежде, чем закончится этот день. Вы их уведете, а когда я умру, попытаетесь пробиться к Дамиетте!

Отряд короля беспрекословно подчинился словам Людовика и стал уходить правее, в сторону озера Менсал.

Часть конных сарацин действительно повернули за ним, различая вдали, что сюрко рыцарей окрашены в лазоревые цвета французского короля, что означало возможное нахождение среди них Людовика IX. Но основное конное войско султана продолжило преследование христиан.

Залп конных лучников, перебивший сразу под сотню копейщиков, идущих позади всего войска, возвестил, что начинается битва. Пьер де Моклерк, герцог Бретонский, страдавший от раны, полученной в лицо в битве при Мансуре и постоянно открывавшейся, понял, что настает последний час. Он прожил большую жизнь, знал славу, оставил потомство, был верен делу Христа, и погибнуть в шестьдесят три года, сражаясь за Господа, было лучшим исходом. Он остановил коня, развернулся и приказал своим рыцарям стоять насмерть. Бретонские копейщики, также составлявшие отряд графа, встали в полукруг,