Что такое хорошо - Евгений Семенович Штейнер

Ил. 61. Швиттерс К. Чучело (Schwitters K. Die Scheuche Marchen). Hannover: Apossverlag, 1925. Буква В

Любопытно, что авторы, писавшие об этой работе (по-английски или немецки), в основном напирают на эстетическую выразительность и новаторство Швиттерса или видят в сказке классовую подоплеку. Она, разумеется, наличествует. Чучело является – согласно собственной похвальбе («у меня есть шляпа, фрак и, ах, чудный кружевной шарф») – буржуазным франтом, будто бы отправляющимся на бал. Соответственно, Крестьянин крушит бесполезного франта под подразумеваемым лозунгом «Долой буржуев» (которых трудовой народ сам же и одел-обул – ибо это сам Крестьянин сделал Чучело).

Помимо этого очевидного содержания, есть в истории и более прикровенный смысл, не отмеченный в известной нам специальной литературе. Начать стоит с того, что тело Чучела, состоящее из литеры Х, не очень-то на тело похоже. Другие буквы – скажем, П, Л или М – подошли бы ничуть не меньше. Кто-то заметил, что Х похоже на двубортный фрачный жилет, – возможно. Но в сочетании с вертикальной тонкой линией, проходящей посередине этой Х и заканчивающейся Д-образной шляпкой, вся конфигурация напоминает сочетание двух греческих букв – Х и Р (при том что верхняя часть Р повернута на 90 градусов против часовой стрелки).

В сцене нападения бауэра на Чучело шляпа съезжает у него набок, и монограмма ХР предстает в своем явном виде. То есть фигура Чучела – это хрисмон (иначе лабарум): символ Христа. Таким образом, сцена атаки на Чучело оказывается сценой побивания бога. Вообще чучело – это нечто пугающее, но не то, на что оно похоже, то есть бояться его нечего – как и мертвого идола. О богоборческом характере происходящего говорит и текст. Обычно его считают малосмысленным дадаистским коллажем, но он, пожалуй, довольно содержателен. Лучами расходящиеся от Крестьянина (то есть В-фигуры) строчки складываются в слова:

Da forchte sich der Hut-Schapo

Da forchte sich der Frack

Da forchte sich der Ach so schone Spitzenschal.

Насколько мне известно, в современном немецком слово «forchte» не употребляется. «Da forchte sich» заимствовано Швиттерсом из старых изданий Лютерова перевода Библии: «Da forchte sich Saul…» (Samuel 1:18–29) – «И убоялся Саул Давида еще больше». В современных изданиях пишут «furchtete». Таким образом, стишки означают:

И еще больше убоялась шляпа

И еще больше убоялся фрак

И еще больше убоялся, ах, прекрасный кружевной шарф.

Это ирония труженика-крестьянина по поводу щеголя-пугала, который был когда-то в силе; теперь, в результате поворота колеса истории и постигшей его социальной маргинализации, его не боятся даже малые сии – ни куры, ни цыплята.

Сломав чучело, крестьянин отбирает у него тросточку (или пастырский посох, то есть символ власти), но радуется недолго. Приходит В-образный мальчик (Bursch) и отбирает палку у крестьянина – устраивая, таким образом, революцию молодежи против отсталых гроссбауэров (кулаков) и прочих собственников. Можно заключить, что это история о падении некогда сильных и о многократном переделе собственности. Глубоко показательно, что крестьянин (народ) свергает бога-хозяина-франта, но его самого (старого и пузатого) лишает палки мальчик – молодая революционная сила будущего. Напоследок процитируем слова американского исследователя: «Книга „Чучело“ преследовала радикальную, но вместе с тем практичную задачу: поставить ребенка перед образчиком художества/дизайна/поэзии, совместно выполненным в стиле Де Стиля и Дада так, чтобы, как верили ван Дусбург и Швиттерс, помочь им приблизиться к главной цели – прекрасному бравому миру»[356].

Остается только заметить, что спустя три года товарищ Швиттерса Эль Лисицкий использовал формальные находки Швиттерса и ван Дусбурга и сделал еще более открытый и пропагандистский вариант книги про классовую борьбу и человеко-буквы – «Четыре арифметических действия».

Негры, звери и куклы: игры эмигрантов и сюрреалистов

Если для американской детской книги производственная тематика, равно как и «здесь-и-сейчас»-сюжеты, была наиболее представительной, то для европейских модернистов большее значение имели формальные моменты, восходящие к революционному авангарду и его второй, «левой» волне. Так, ранние работы Натали Парэн, которая до 1928 года звалась Натальей Челпановой, были малоотличимы от хорошо знакомых ей советских левоконструктивистских картинок с их обобщенными контурами, ровными цветовыми заливками и лаконичными композициями. А, скажем, ее «Круги и квадраты» (1932) еще и являются оммажем отцам-основателям кубизма четвертьвековой давности (ил. 62).

Ил. 62. Парэн Н. Круги и квадраты (Parain N. Ronds et Carrés). Paris: Flammarion Éditeur, 1932. Обложка

Из авангардистов-сюрреалистов, оставивших след в детской книге, следует назвать прежде всего Жоана (Хуана) Миро (1893–1983), проиллюстрировавшего в 1928 году сказку Лизы Хинц (в замужестве Деарм, 1898–1980) «Жила-была маленькая сорока»[357]. Миро активно работал в книге, подготовив всего около трех десятков изданий, но детская была только одна. Впрочем, в ней он представил густой и нимало не разбавленный для малолетних сюрреалистский стиль, что сделало грустную историю сорочьей жизни, придуманную соратницей по Парижскому бюро сюрреалистических исследований (Бретон называл ее Дамой Перчатки), еще более запредельной. Восемь полосных иллюстраций в книге были сделаны в технике трафарета, раскрашенного гуашью, и представляли собой цветные кособокие круги и изобретательно сплющенные окружности. По отзывам очевидицы тех событий в Париже американки Эстер Эверелл, «сюрреалисты были в восторге, но бесчисленных детишек родители не подпускали к этой книжке, ибо воспринимали ее примерно как вирус скарлатины»[358]. Книга эта весьма похожа на упоминавшуюся ранее книжку Марии Шаталовой-Рахманиной «Фигуры» (1926). Разные штаммы модернизма (сюрреализм и конструктивизм) и разные социальные ситуации тем не менее оказались весьма близкими в принципах визуальной репрезентации.

Номинально детские книги оформляли и другие известные модернисты тех лет, например Жюль Паскин[359], Мари Лорансен[360] или Алиса Халицка. Останавливаться на их работах особого смысла нет, ибо издания эти были преимущественно дорогими и библиофильскими, а главное, иллюстрации там мало отличались от «взрослой» продукции этих художников, разве что Паскин добавил своей Золушке побольше нимфеточности, а Лорансен своей Алисе – наивно-пастельной кукольности.

В том же году интересную книжку сделал (и через год напечатал) сюрреалист младшего призыва Пьер Пинсар (1908–1988), более известный впоследствии как живописец, театральный декоратор и архитектор культовых зданий. Он сотрудничал с Тристаном Тцара и Блезом Сандраром. С последним он и подготовил книжку «Сказочки негров для белых детей» (ил. 63)[361]. Иллюстрации выполнены в технике гравюры на дереве и большей частью представляют собой силуэтные изображения разных животных или смешных негритят. Фигуры лишены фона и весьма обобщены, что создает некий туземно-примитивистский колорит. Многие из иллюстраций весьма выразительны, но сейчас ревнители политкорректности назвали бы их «ориенталистскими» или даже расистскими. Нельзя не упомянуть в связи с этим об исторической иронии: в значительной степени пристрастие сюрреалистов к негритянскому и примитивному искусству было вызвано именно стремлением от имени негров контратаковать колониальный Запад посредством его завоевания негритянским искусством. Во многом эти иллюстрации сопрягаются с одновременными им советскими картинками на негритянские темы, но следует все же заметить, что у Пинсара они чаще похожи на высокое искусство.

Ил. 63. Сандрар Б. Сказочки негров для белых детей (Cendrars B. Petits Contes Nègres pour les Enfants des Blancs). Paris: Au Sans Pareil, [1929]

Весьма активно работал в детской