Сокол-корабль - Вячеслав Александрович Овсянников

Кто б похвалился на три ста жеребцов,

На три ста жеребцов и на три жеребца похваленые:

Сивогрив жеребец да кологрив жеребец,

Да еще Воронко, что полонен во Большой орде?

Сивогрив жеребец стоит на шести привязях,

Кологрив жеребец стоит на девяти привязях,

А Воронко жеребец на двенадцати привязях.

Пустим коней в урочный день

Из Киева скакать до Чернигова

Три девяноста-то мерных верст

Промеж обедней и заутренею».

Тут больший за меньшего хоронится,

От меньшего ему, князю, ответа нет.

Выступает тут со скамьи богатырскоей

Иван Гостиный сын,

Да кричит он, Иван, зычным голосом:

«Гой еси ты, государь, ласковый Владимир-князь!

Я похвалюсь на три ста жеребцов

И на три жеребца похваленые:

Сивогрив жеребец да кологрив жеребец,

Да Воронко жеребец, что полонен во Большой орде, —

Скакать из Киева до Чернигова

Три девяноста-то мерных верст

Промеж обедни и заутрени.

А бьюсь я, Иван, о велик заклад:

Не о ста рублях, не о тысячу —

О своей буйной голове».

За князя Владимира держат поруки крепкие

Все князья и бояре, и гости-корабельщики,

Заклад за князя кладут на сто тысячей;

А за Ивана никто поруки не держит.

Пригодился тут владыка черниговский,

А и он-то за Ивана поруки держит,

Поруки крепкие на сто тысячей.

Подписался молодой Иван Гостиный сын.

Пошел с пира, призадумался,

Призадумался он, запечалился.

Пошел Иван на конюшню белодубову

Ко своему коню доброму,

К бурушке-косматушке троелеточке,

Падал ему в правое копытечко:

«Уж ты гой еси, мой добрый конь,

Мой Бурушко косматенький!

Заложил я, Иван, свою буйну голову.

Бился с князем о велик заклад

На три его жеребца похваленые:

Сивогрив жеребец да кологрив жеребец

И Воронко, что полонен во Большой орде,

Скакать из Киева до Чернигова

Три девяноста мерных верст

Промеж обедней и заутреней».

Провещал ему добрый конь

Бурушко-косматушко троелеточко:

«Гой еси ты, хозяин мой любимыий!

Не о чем ты, Иван, не печалуйся:

Сивогрива жеребца того не боюсь,

Кологрива жеребца того не блюдусь,

В задор войду – у Воронка уйду;

Ты води, Иван, меня по три зори́,

Выкупай, Иван, меня во трех росах,

Корми меня пшеном белояровым,

Пои сытою медвяною.

Придет от князя грозен посол

По тебя Ивана Гостиного

Бежать-скакать на добрых конях,

Не седлай ты меня, Иван, добра́ коня,

Только берись за шелко́в поводок,

Поведешь меня по двору княженецкому,

Вздень на себя шубу соболиную.

Стану я, Бурушко, передом ходить,

Копытами за шубу поцапывать,

По черному соболю выхватывать,

На все стороны побрасывать,

Князья-бояре подивуются.

И ты будешь жив – шубу наживешь,

А не будешь жив – будто не нашивал».

По сказанному и по писанному

От великого князя посол пришел,

А зовет-то Ивана на княженецкий двор.

Скоро Иван снаряжается.

Надевал на себя шубу соболиную,

Повел Бурушку за шелков поводок.

Будет Иван середи двора княженецкого,

Стал Бурушко передом ходить,

Копытами за шубу поцапывать,

По черному соболю выхватывать,

На все стороны побрасывать, —

Князья и бояре дивуются.

Рявкнул Бурушко по-туриному,

Он шип пустил по-змеиному.

Задрожала матушка сыра-земля.

Триста жеребцов испужалися,

С княженецкого двора разбежалися.

Сивогрив жеребец две ноги изломил,

Кологрив жеребец тот и голову сломил,

Полонян Воронко в Большую орду бежит,

Он, хвост подняв, сам всхрапывает.

А князья-то и бояре испужалися,

Окарачь они по двору наползалися.

А Владимир-князь со княгинею печален стал,

Кричит сам в окошечко косящетое:

«Гой еси ты, Иван Гостиный сын!

Уведи ты зверя люта со двора долой,

Того Бурушку-косматушку троелеточка, —

Все поруки крепкие как бы не были,

Записи все о велик заклад изодраны».

Михайло Скопин

Старина сороковая. Богатыря Михайлу Скопина отравляют на пиру у князя Владимира.

Во стольном во городе во Киеве

У ласкова князя у Владимира

Крестили младого князевича,

А Михайло Скопин кумом был,

А кума была дочь Малютина,

Того Малюты Скурлатова.

Заводил Владимир-князь почестен пир

И звал на пир Скопина сына Михайлова.

И говорила Скопину родна матушка:

«Гой еси, мое чадо милое!

Не ездил бы ты, чадо, ко князю Владимиру,

Славен ты делами богатырскими,

Изведут тебя бояре лукавые,

Наскажут на тебя князю Владимиру.

У Владимира кумой ведь дочь Малютина,

Умышляют они зло на тебя, Михайлушка».

А Скопин матушки не слушался,

Поехал он на пир ко князю Владимиру.

Много было на пиру князей и бояр, и званых гостей,

И много могучих богатырей русскиих.

И сидела на пиру дочь Малютина,

Сидела она на почестном месте

Супротив князя Владимира и княгини Апраксии.

Они пьют, пируют трое суточек,

Все они стали на пиру пьянешеньки,

Все стали они веселешеньки,

Все они на пиру порасхвасталися,

Сильный хвастает силою,

Богатый хвастает богачеством.

И похвастал тут Скопин добрый молодец:

«Уж я много, Скопин, по земля́м бывал,

Уж я много, Скопин, городов брал,

Очищал от поганых землю русскую,

Я Малюту-короля во полон взял,

У Малютиных дочерей на грудях лежал».

Услыхала тут дочка Малютична,

Эти речи ей не по разуму,

За великую обиду показалися.

Брала она чару серебряную,

Спускалась во погреба глубокие,

Намерила чару зелена вина,

Ни велику ни малу – полтора ведра,

Клала коренья зелья лютого:

Загорелось в чаре серебряной,

Посреди чары пламя мечет,

По бокам чары искры сыплются.

Выносит она чару зелена вина правой рукой,

Во левой руке выносит чадо милое,

Чадо милое, князевича.

Подходит она ко столикам дубовыим,

Подходит ко Скопину сыну Михайлову,

Низешенько ему кланяется: