Наследник богов - Нира Страусс

Найла распахнула глаза так резко, что внутренние уголки стегнула боль. Посмотрев по сторонам, она уперлась взглядом в старушку. Нет, не может быть… Но больше ведь некому?

– Что вы… сказали?

Умай вытаскивала из ридикюля маленький – не больше кофейной чашечки – глиняный горшочек, затянутый сверху клетчатой тканью и перевязанный обычным шнурком.

– Не засыпай, – повторила старушка, подтверждая, что этот мягкий, бархатистый голос действительно принадлежит ей. Хотя и не подходит ей совершенно. – И не кричи.

– С чего это мне… – Окончание вопроса Найла проглотила вместе с криком, когда старушка, зачерпнув из горшочка желеобразную субстанцию, провела пальцами по ее плечу.

Не грубо, без лишнего нажима, однако и не легким касанием. Найла, как и было велено, плотно сжала губы. Она уже достаточно накричалась за последние часы. Пока старушка проделывала то же самое с щиколоткой, где прикосновения оказались даже терпимыми, Найла внимательно вглядывалась в ее лицо. Она как будто увидела Умай заново только потому, что та вдруг заговорила. Получается, она здорово ошиблась, записав очистительницу в немые. Умай просто предпочитала помалкивать – по каким-то ей одной известным причинам.

– Наверное, вы заговорили со мной, потому что рядом не оказалось Мере, которая сделала бы это за вас, – предположила Найла, надеясь, что старушка не обидится.

Умай продолжала наносить бальзам. Безмолвно.

Рядом с ними материализовалась Мере.

– Обезьяна передала тебе вот это! – Она протянула Найле какую-то почерневшую спираль. Или перекрученный рог. – Это… это…

Она мучительно морщила лоб в раздумьях, пока на помощь не пришел Хапи, шагнувший к ним с улыбкой до ушей.

– Это корень рожкового дерева, – сообщил он, закатывая глаза. – Заметно, что Баби ничего не смыслит в медицине. Это же от поноса, а не от ран!

– Желудок, видимо, чужие внутренности не принимает, – пробормотала Найла.

Расхохотаться Хапи не дал короткий рев, заставивший всех встрепенуться. Найла приподнялась с помощью Мере, усевшейся позади нее, чтобы ей не пришлось опираться на твердый камень. Геб как раз освободил самца-вожака, который тотчас кинулся к самке и Баби. Тот приласкал обоих, погладив вытянутые красные носы.

Эта нежность поразила Найлу не меньше, чем внезапная покладистость бабуинов. В черных глазках косматых зверюг пропала враждебность.

– Как только все закончится, мы тотчас отсюда уберемся, – пообещал Геб богу погребений. – Ра будет признателен за твою…

Баби что-то рявкнул, не дослушав, но Геб смотрел с прежним неистощаемым терпением, не удивившись и не рассердившись. Найла обиделась бы – неужели он так быстро забыл, что этот бог ее чуть не прикончил? – если бы не знала, что Геб так устроен. Сверхчеловечески добрый, как она и говорила.

Отвернувшись, Баби опустился на колени перед священной парой. Он не проронил ни слова, бабуины тоже словно онемели, но что-то безусловно там совершалось. Еще через миг Найла и Мере одновременно обернулись к бреши, через которую лился свежий воздух, наполнившийся вдруг шорохом и потрескиванием. У обеих разом перехватило дыхание.

Десятки бабуинов надвигались из полумрака, медленно, нерешительно, не выказывая ни малейшего намерения напасть. Их было много, и все прибывало. Ни один не заходил внутрь пещеры, все застывали в проеме, тараща глаза на пару рядом с Баби. Словно что-то чуяли.

– Они пришли попрощаться, – прошептала Мере. Поразительная у этой малышки способность подбирать самые точные и вместе с тем самые горькие слова на свете.

Найла лишь кивнула в ответ. Геб уже опустился на корточки рядом с богом бабуинов и священной четой. Он безмолвствовал, Баби тоже. Бабуины не шевелились. Словно ничего и не происходило.

До тех пор, пока не началось… Баби протянул руку ладонью вверх – самец с самкой без малейшего колебания за нее ухватились. Потом Баби мотнул головой, делая знак Гебу, и тот накрыл их руки своей широкой ладонью. Найла так пристально следила за каждым движением, что, даже когда засвербело в носу, не сразу поняла: мешанину из запахов корневищ и смолы заглушает могильный смрад.

А значит, Баби высвобождает свою силу. Четыре соединенные руки слегка потемнели, словно кто-то набросил на них темную кисею. Как ни старалась Найла удерживать перед глазами всю картину, взгляд то и дело возвращался к Гебу. Она помнила, как все происходило на острове Мина перед появлением посланцев. Геба тогда скручивало от боли. Корчило, как будто…

Геб судорожно вздохнул, вжимая голову в плечи и выгибая спину дугой. Сквозь изодранную льняную рубаху было отчетливо видно, как напрягаются и сокращаются все его мышцы. Однако в этой изломанной позе он стоял не дрогнув и не издавая ни единого стона. Сдерживался, пытаясь не выдавать своих мук.

По пещере пронесся легкий вихрь, наполненный смрадом Баби. Толпа бабуинов в проеме бреши заворочалась, послышались повизгивания – как будто бы вопросительные. Смрад нарастал, пока не стал чересчур крепким. Чересчур резким. Остальные его тоже почувствовали, судя по тому, как разом начали морщиться, кривиться и зажимать носы. Столпившиеся бабуины похрюкивали и повизгивали все беспокойнее.

– Дыши ртом. – Найла натянула на нос Мере ворот ее же футболки, а потом проделала то же самое со своей.

И ровно в тот миг, когда от всепроникающей удушливой вони заслезились глаза, все закончилось. Смрад улетучился, обезьяны умолкли. Найла с облегчением вдохнула полной грудью посвежевший воздух, а Геб обессиленно опустился на пол.

– Геб! – воскликнула она с тревогой.

Хапи очутился рядом с другом мгновенно, Найла поднялась и добрела до него только с помощью Мере. Он лежал на боку, зажмурившись.

– Что с ним? – спросила Найла, падая на колени возле него и кладя руку на лоб. Не горячий и даже не в испарине. – Не получилось?

Сперва ей никто не ответил, словно остальные тоже не знали, что и думать и что ответить. Потом откликнулся Хапи, опустив ей на плечо свою огромную синекожую руку.

– Наоборот… Все путем, все как надо.

Найла обернулась к нему, но бог не обратил внимания. Его сияющие глаза не отрываясь смотрели куда-то еще, и только проследив за его взглядом, Найла поняла куда. У нее сжалось сердце.

Самец с самкой тоже лежали комком на полу, хотя Найла не заметила, как они рухнули: все это время она не сводила глаз с Геба. Но если вид бога не оставлял сомнений, что ему очень плохо, то на красных мордах священной пары не отражалось ничего. Веки прикрыты, на теле не шелохнется ни шерстинки. Найла, замерев, ждала, пока у них приподнимется грудь, пусть хотя бы едва-едва. Пока не осознала всю правду.

«Ему наверняка было очень больно. Ему все равно предстояло умереть, но не так же. Ни в коем случае не так», – сокрушался Геб тогда, после потопа.

– Я сожа… – начала Найла, однако Баби полоснул ее таким свирепым взглядом, что в горле пересохло.

– Вон. – Видя, что все смотрят на него потрясенно, бог-бабуин поднялся на ноги и заорал во всю глотку: – ВО-О-ОН!

Толпа в проеме подхватила гневный вопль, заулюлюкав и замолотив по полу, и тогда отряд сделал ровно то, что пообещал Геб, – моментально убрался прочь.

26

Так мы устроены

Тот миг, когда гора Баби осталась позади, они уловили сразу: запахи изменились, звуки усилились и даже свет стал чуть ярче. Правда, время суток Найла определить затруднялась из-за затмения. Мобильный приказал долго жить еще в разгар потопа и сейчас, наверное, пополнял осадочные отложения Нила. Вместе со всей тонной пропущенных звонков от Феми и отца.

Когда они вернулись в Белую пустыню к ожидавшей их Нехбет, стало понятно, что нужно срочно искать подходящее место для отдыха. Даже Мере никуда не рвалась из объятий Умай, наваливаясь на нее всем своим худеньким тельцем. О Гебе и говорить нечего: он висел, обмякнув, на могучих руках Хапи и почти не открывал глаза.

Нехбет принялась стаскивать с себя покров:

– Я могу разбить лагерь, хоть и потеряла много перьев по милости этих клыкастых громил.

– А не надо было отказываться от моей помощи, – припомнил ей Хапи.

– От ценнейшей помощи остолопа, который назвал их страхолюдинами и только взбесил еще больше?

– Понятия не имею, кто такой остолоп, поэтому оскорбление не засчитано.

– Ничего, у меня в запасе достаточно синонимов, которые даже