Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Прошло еще несколько дней. Живот у меня перестал болеть. Окреп я, поправился. А на что и здоровье, как не для того, чтобы другим служить? Двадцать шесть человек лежали в нашей палате. И всем я помогал. Кому воду подам, кого с кровати подниму, кого в коляске отвезу, куда ему надо. Дел хватает, не соскучишься.

Через четыре недели меня выписали. Пришлось мне скинуть больничную одежду и надеть свою старую, заштопанную. За это время я так подружился со всеми, что у меня просто сердце разрывалось, когда я с ними прощался.

Подошел я к воротам и остановился. На улице автомобили гудят, трамваи грохочут, а я стою, не знаю, куда мне идти.

— Что, выписали тебя, Найар? — спрашивает привратник.

— Да, — говорю.

— Ну, и куда же ты теперь? Домой?

— И сам не соображу.

— Где ты живешь-то?

— В Керале.

— А работаешь кем?

— Носильщиком.

— Тогда беги на вокзал. Скоро отходит коччинский экспресс.

Как он мне сказал, так я и сделал. Прошмыгнул мимо билетеров и сел на экспресс. В десять часов утра я был бы уже дома, но в Араконаме кондукторы меня ссадили. Что поделаешь? На то они и поставлены.

Из больницы мне дали сухим пайком ужин. Перекусил я, заморил червячка. Брожу вокруг станции, а сам все думаю: не вернуться ли мне назад?.. Что я им скажу?.. Что-нибудь придумаю… Тут как раз подошел бомбейский экспресс. Сел я на него — и обратно. В Мадрас поезд прибыл с опозданием на два часа. Я переночевал на Центральном вокзале и утром побежал в больницу.

И что же вы думаете? Приняли меня. Только в другую палату положили.

— После операции было лучше, а потом опять начались боли, — сказал я в приемном покое.

Снова назначили лечение, стали поить меня лекарствами.

Прошло еще два месяца. Жизнь в больнице однообразная, никаких перемен. Вот только иногда, бывало, привезут больного, который свои деньги платил, а места для него нет. Приходится мне спать на полу. Так оно и должно быть по справедливости. Нельзя же его класть на пол, раз он деньги платил.

Хоть я и говорил, что боль никак не проходит, а все-таки меня выписали. В этот раз я никуда не поехал — устроился в соседнюю палату. Теперь я придумал себе другую болезнь: жаловался на боль в груди. Операцию делать не стали, обошлись лекарствами.

Только было хотели меня выписать, как я заболел желтухой. Потом ангиной. Так врать изловчился, что никто не мог вывести на чистую воду.

Прошло восемь месяцев.

За это время у меня появился дружок Райаппан. Парень он худой, волосы стрижет коротко. Всегда ходит в красных штанах и голубой рубашке. Работает дворником при одном кинотеатре, а живет в переулке возле Вальдекс-род — так он мне сказал. Этот Райаппан приходил навещать моего соседа. Тут мы с ним и познакомились.

— Если тебе нужны будут итли[94] и кофе, выходи утром к воротам, часам к восьми. Дашь денег — я все куплю, — вызвался он как-то раз.

На следующий день один из моих соседей, школьный учитель, попросил:

— Найар! Скажи, чтобы мне принесли четыре итли, лепешки и кофе. Вот две аны.

Я вышел к воротам. Райаппан мигом принес все, что было нужно.

Я дружил со всеми больными. Как говорится, «сироте весь мир друг». И очень скоро от их просьб отбоя не стало. Мы договорились с Райаппаном, что будем брать со всех по две аны, одна — мне, другая — ему. Сначала, правда, мы оказывали свои услуги бесплатно, а потом стали требовать деньги. Не заплатят — так и шагу не сделаем.

Работы хватало. Одному надо подушку поправить, другого — укрыть одеялом, третьего — напоить молоком, четвертому надо помочь встать. И каждый старается тебя отблагодарить. Кто хлеба даст, кто еще что-нибудь. Откажешься — обидишь человека. А зачем его обижать? Не лучше ли сделать ему приятное? Да и почему не брать, если дают? Скажешь доброе слово, пошутишь — человек и рад.

За это время я здорово поднатаскался в медицине, всякому мог посоветовать, как ему лежать, можно или нельзя шевелиться. Случалось, не только сестрам, самому главному врачу помогал. Наркоз делают или инъекцию — я уж тут как тут, что ни попросят, мигом принесу.

В конце концов все меня очень полюбили. Каждому хотелось поговорить со мной хоть минутку. Я даже удивлялся, что ко мне так хорошо относятся.

Словом, прижился я в больнице, обо всем на свете забыл, вот только деньги домой не забывал посылать. Несколько раз отправлял то по тридцать, то по пятьдесят рупий.

Один только враг и был у меня — Канна Мудалийар. Этот Канна Мудалийар пролежал в нашей больнице семь месяцев. Кормили его жидкой пищей через трубочку. Как-то раз он, слышу, говорит моему соседу: «Вы только посмотрите на этого молодца, сар! Здоров, как бык. Жрет все подряд: и молоко, и хлеб, и помидоры, никак не набьет себе утробу. Да еще и на нас наживается. Хорош больной!»

Хотел было я ему сказать: «Чтоб ты подавился, окаянный!» — но смолчал. А я-то, глупая голова, еще ухаживал за ним, когда не приходила его жена.

Видно, он-то и сглазил мою удачу.

Сначала Райаппан казался мне честным человеком. Брал только то, что ему причитается, — ану. И он тоже много денег заработал.

Констебль Муттупиллей поступил в нашу больницу три недели назад. Ясное дело, он был из тех, кто платит свои деньги. Дней десять — пятнадцать он сидел на строгой диете. А есть-то кому не хочется? Тем более что все кругом уписывают итли, лепешки и рисовую кашу. Под конец он не выдержал, подозвал меня, дал пустую бутылку и восемь ан и ласково так попросил: «Скажи, чтобы мне принесли четыре итли и порцию рисовой каши. Приправы пускай побольше положат!» Оказалось, что этот стервец умеет говорить по-нашему, по-малаяльски — чтоб у него язык отсох!

Деньги дали еще семнадцать человек: кто ану, кто пол-аны, кто четверть. Никогда в руках у меня не было столько мелочи. Вот бы мне каждый день зарабатывать такую уйму денег — ни за что не пошел бы работать носильщиком.

Райаппан, как всегда, прохаживался за воротами. А вид у него был словно у ястреба.

— Сегодня тебе повезло, — говорю я ему. — Восемнадцать человек. Стало быть, получишь самое малое восемнадцать ан — рупию с лишком.

Райаппан взял деньги и ушел. Я стоял по эту сторону ворот и