Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Толпа ответила на это шквалом аплодисментов.

Поннаммаль поднялась и сдернула покрывало с портрета.

Герой был снят в белой пилотке конгрессиста, в рубашке навыпуск. Руки скрещены на груди, усы лихо закручены. Глаза пылают огнем свободы.

— А сейчас матушка Поннаммаль скажет несколько слов, — объявил председательствующий.

Ее подвели к микрофону.

Тотчас же к ней подбежала девчушка с цветами. Поннаммаль взяла протянутые ей цветы и окончательно растерялась.

«О чем говорить?» Старуха никак не могла собраться с мыслями. Мучительные спазмы голода в желудке… Чистый образ мужа… В глазах слезы. Стало трудно дышать.

— Мой муж… — заговорила она наконец, — он сражался и погиб… А двое наших детишек… они тоже умерли. Я не могла купить им лекарств. Дочь в другом городе. Я Давно не видела ее. Целых десять лет. Теперь я одна. Совсем одна… Без помощи…

Голос ее дрожал, мысли путались.

— Вы здесь говорили о моем муже. Я счастлива, что дожила до этого дня. Вы все такие добрые. Такое уважение оказали. Живите счастливо… вместе со своими детьми, с родителями… Пусть никогда не расстаются дети с родителями… Никогда… — Голос ее прервался, она умолкла.

Толпа взорвалась аплодисментами…

Когда Поннаммаль выходила из автомобиля с гирляндой роз, которую ей подарили, у нее мелькнула мысль: «А не попросить ли у этих добрых людей десять рупий на поездку к дочери?»

Это была такая соблазнительная мысль, что Поннаммаль едва-едва не поддалась ей. Но так и не решилась, промолчала.

«Они проявили такое уважение к нашей семье. Конечно, попроси я их, они мне не отказали бы. Всего десять рупий… А я бы к дочери поехала. И когда вернулась бы, то кто из этих добрых господ отказался бы покормить меня разок-другой? Конечно, никто».

Устроители праздника вежливо попрощались с ней и уехали.

Поннаммаль вошла к себе и тут же принялась украшать портрет мужа розами. Потом села перед портретом, молитвенно сложа руки.

«Прости меня за корыстные мысли. Я не должна напоминать им о твоем подвиге только для того, чтобы они меня покормили. Прости меня, прости!»

От содовой воды, которую она пила на празднике, ее слегка поташнивало.

«Ладно, авось завтра поработаю где-нибудь, может, дадут горсть вчерашнего риса», — успокоила себя Поннаммаль и, положив под голову сари, попыталась уснуть.

«Да, добрые, люди никого не забывают. Какое уважение оказали!» — думала она, не отрывая глаз от портрета мужа.

Легкий ветерок сдувал лепестки роз с гирлянды, украшавшей портрет.

Поннаммаль вдруг вспомнился тот важный господин, который сидел рядом с ней на трибуне. И она, подобно ему, стала подбирать лепестки и есть их. Но разве можно утолить голод лепестками роз?

Незаметно старуха уснула, вся во власти радостного волнения, которое ей довелось испытать.

Вдруг сорванная дуновением ветра гирлянда упала прямо на лицо Поннаммаль.

От испуга она проснулась. Привстала и взглянула на портрет Чиннасами.

Та же белая пилотка из домотканого полотна, так же гордо сложены на груди руки и лихо закручены усы, а в глазах по-прежнему неукротимо пылает огонь свободы.

«Но ведь я отдал жизнь вовсе не за эти розы!» — словно говорил его взор, обращенный на цветы.

И старуха растерянно уставилась на валявшуюся на полу гирлянду.

Перевод с тамильского В. Фурники.

Картар Сингх Дуггал

ЛУНА И КОЛОДЕЦ

Рассказ

Картар Сингх Дуггал (род. в 1917 г.) — один из наиболее известных писателей Пенджаба, автор нескольких романов и драм, сборника стихов, многочисленных сборников рассказов. Первый сборник его рассказов — «На рассвете» — вышел в 1941 г. За ним последовали «Листья пипала» (1941), «Пожиратели огня» (1948), «Скот», «Сырое молоко», «Новый дом», «Войне — нет» (1953), «Рвать цветы строго воспрещается» (1954), «Поодаль от меня» (1961). Рассказы К.-С. Дуггала переводились на русский язык.

Никто не сказал бы, что Малан и Минни — мать и дочь. Посмотришь на них — сестры, и все тут, только Минни чуть повыше матери.

— Ах, хороша дочка у тебя, Малан, уж такая красавица! — восклицают соседки.

Минни и впрямь не девушка — жемчужина! И ласковая, и скромная! Взглянет на нее Малан, и защемит у нее сердце, — ведь когда-то и она была молодой и такой же красивой! Впрочем, она и сейчас не старуха. И сейчас живет на свете человек, готовый ради нее переплыть широкий Чхенаб[98] или высечь воду из скалы, как легендарный Фархад. Кто этот человек, о котором вспомнила Малан? Уж не торговец ли жемчугом, что приходит к ним в деревню? Да, он! А отчего на ее ресницах задрожали слезинки? О, ей грешно плакать! Ее дочь выросла, стала взрослой девушкой. Всю жизнь прожили они вместе, а теперь дочь уходит от нее. Через неделю Минни поселится в доме мужа. Нет, нет, нет!

Малан задумалась. Сколько раз, когда он приходил к ним в деревню и стучался к ней, она захлопывала перед ним двери. Перед человеком, который день и ночь думал о ней, не мыслил себе счастья без нее, Малан. А она все эти годы томилась в ожидании чего-то, часто плакала, терзала себя. Все эти годы…

Тени косо ложились на землю, спускались сумерки. Тревожное волнение охватило Малан: «Сегодня он непременно придет», — думала она. И ей вспомнилась та ночь в полнолуние, несколько лет назад, когда они стояли под манговым деревом и шаль соскользнула, а он ее снова накинул ей на плечи. Она не расстается с этой шалью и сейчас. Малан вздохнула.

А по улице шла Минни — стройная, словно елочка, высокая, светлоликая. Голова ее прикрыта шалью, глаза опущены. Минни возвращалась из храма, видно, молилась там всевышнему, чтоб он исполнил ее желание, дал счастье всем, всем… Малан улыбнулась своим мыслям — а чего бы она себе пожелала?

— А что, отца до сих пор нет? — спросила Минни.

— Я сегодня и не жду его. Хорошо, если вернется завтра. Дел много, надо все закупить для свадьбы, — ответила Малан.

Минни подошла к матери, сняла с ее плеч старую шаль и набросила на себя, а свою — шелковую, с золотыми блестками — надела на мать.

Ах, какая красивая была эта шаль!

Наступил вечер. Взошла луна. Малан сидела одна на веранде. Из кухни доносился скрип жернова, — Минни молола муку. «Вот так и я — всю жизнь тружусь без отдыха, как этот жернов», — подумала Малан. Что с ней сегодня? Словно какой-то пьянящий поток несет ее. Видно, колдунья-луна во всем виновата! Через несколько дней здесь, на этом дворе, ее дочери-невесте окрасят ладони