Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

ее последний раз. В ее глазах, как и четыре года назад, светились участие и близость. Во время разговора она даже сказала мужу: «О, я хорошо знаю все привычки Чандара!»

На это муж Индиры, очевидно, без всякой задней мысли ответил: «Ну что ж, вот и позаботься, чтобы ему у нас понравилось».

Улыбаясь, Индира, как и четыре года назад, начала подтрунивать: «Чандар терпеть не может молока. А кофе считает такой же отравой, как табак. Если ему в чай положить вторую ложку сахара, у него заболит горло». Она громко рассмеялась, а он вспомнил, что все так и есть. Он и в самом деле не может пить чай с двумя ложками сахара…

Автобуса все нет и нет.

Чандар снова подумал, что в этом чужом городе, среди незнакомых людей, есть только один человек — Индира, которая даже спустя столько лет понимает его, относится к нему как к близкому. И его охватило нетерпеливое желание сейчас же повидать Индиру, чтобы избавиться от тягостного ощущения, что он всем чужой.

Подкатывает, грохоча, моторикша. Водитель громко кричит:

— Гурдвара-род!.. Карол-баг!.. Гурдвара-род!..

Чандар делает шаг вперед, и ему кажется, что водитель-сикх с первого взгляда узнал его:

— Садитесь, бабу-джи!.. Карол-баг! Гурдвара-род!..

Чандару приятно, что вот наконец нашелся человек, который взглянул на него как на старого знакомого. Чандар тоже помнит этого сикха, потому что не раз садился в его коляску, когда надо было ехать на Канот-плейс.

Чандар тотчас вскакивает в коляску, садится. Подходят еще три седока. Через каких-то десять минут моторикша останавливается на перекрестке у Гурдвара-род. Чандар кладет монету в четверть рупии на ладонь сикха и, по-приятельски кивнув ему, уходит.

Вдруг он слышит за спиной громкий голос сикха:

— Эй, бабу-джи! Сколько вы дали?

Обернувшись, Чандар видит спешащего к нему сикха:

— Еще две аны, сахиб!

— Я же всегда плачу тебе четыре аны, сардар-джи, — говорит Чандар, как бы напоминая водителю, что он его постоянный пассажир. — Я на твоей коляске десятки раз этой дорогой ездил и всегда за четыре аны.

Однако по неприязненному взгляду сикха видно, что ему нет никакого дела ни до Чандара, ни до других его пассажиров.

— Кому-нибудь другому четыре аны платили, — говорит он по-панджабски. — Я беру шесть.

И снова протягивает руку.

Нет, разве тут дело в каких-то двух анах? Чандар сует в ладонь сикху недостающие деньги и направляется к дому Индиры.

Да, Индира встретила его так же, как и раньше. Она ждала возвращения мужа, который почему-то запаздывал. Радушно приветствовав Чандара, она усадила его.

— Ну, рассказывайте, какими судьбами оказались здесь?

В ее глазах светилось прежнее дружеское участие. Но через несколько минут она нетерпеливо сказала:

— Уже девять, а он обычно приходит с фабрики в восемь. Что это с ним сегодня?.. Чаю хотите?

— Разве от чая можно отказаться? — весело отозвался Чандар и поудобнее расположился в кресле. Теперь от его усталости не осталось и следа, душа освободилась от гнетущего чувства одиночества.

Служанка принесла поднос с чаем. Пока Индира расставляла чашки и разливала чай, Чандар смотрел на нее. Она совсем не изменилась. Те же руки, лицо, жесты. Все так знакомо. И она так же полна участия к нему. Его мысли прервал вопрос Индиры:

— Сколько положить сахару?

В мгновение ока рассыпалась в прах его умиротворенность, которой он так и не успел как следует насладиться. Спазма сжала горло, снова навалилась гнетущая усталость. На лбу выступил пот. Но он все еще не хотел смириться с этим и предпринял отчаянную попытку вернуть прежнее чувство.

— Две ложки! — ответил он подчеркнуто громко.

Сейчас она все вспомнит и засмеется: «Две ложки сахару? А не боишься, что горло заболит?»

Но она ничего не заметила. Положила две ложки сахару и протянула ему чашку.

Он пил чай так, словно это была отрава. Индира говорила не умолкая, но теперь ее болтовня казалась ему сплошным притворством. Она разговаривает с ним только из вежливости. Его душа рвалась отсюда. Ему хотелось в отчаянии биться головой о стену.

Кое-как он допивает чай и уходит, вытирая пот с лица. Индира что-то говорит, но он уже не слышит.

Выйдя на улицу, Чандар останавливается и с трудом переводит дыхание. Горло пересохло, и во рту неприятная горечь.

На углу переругиваются пьяные шоферы такси, по улице бежит собака. Откуда-то наплывает запах жареной рыбы. Возле лавочки торговца бетелем несколько парней пьют прямо из бутылки кока-колу. Мимо проехал мотороллер. У автобусной остановки стоят пассажиры с узлами.

На перекрестках все так же злобно горят огни светофоров. Во все стороны мчатся автомашины, моторикши, автобусы и мотороллеры.

Чандар, измученный и обессиленный, отправляется домой. Ботинки ужасно жмут, и все острее чувствуется запах потных носков.

Наконец из последних сил он добирается до дому и, войдя, точно гость садится на стул. В этом нет ничего необычного. Нирмала с улыбкой смотрит на него, кладет руки ему на плечи и спрашивает:

— Устал?

— Да, — отвечает Чандар и нежно смотрит на нее. На душе у него хорошо. Сейчас ему приятна даже эта чужая комната, которую они снимают. Она кажется ему своей.

— Иди, умойся, — говорит Нирмала и начинает собирать на стол.

— Я не хочу есть.

— Почему? — ласково спрашивает она. — В чем дело? Ты и утром ничего не ел перед уходом. А в обед поел что-нибудь?

— Да, — говорит он, не отрывая от нее глаз.

Нирмала удивленно смотрит на него, потом устало садится.

Взгляд Чандара рассеянно скользит по комнате, затем снова останавливается на Нирмале. Она берет книгу и начинает читать. Его взгляд по-прежнему прикован к ней.

В свете, падающем сзади, ее волосы блестят, как шелковые нити. Ресницы похожи на длинные мягкие пушинки, у висков — завитки локонов. Под глазами — тени. Стальной браслет с запястья сдвинулся к локтю. Все привычно, давно знакомо…

Взгляд Чандара отыскивает знакомые приметы на ее теле, на ногтях, на пальцах, на пухлых мочках ушей…

Он встает, задергивает занавески на окнах и ложится на кровать. Здесь он не чувствует себя одиноким, чужим, отверженным. Цветы в вазочке напротив принадлежат ему, одежда — его собственная, он чувствует это даже по запаху.

Все, что его окружает, хорошо ему знакомо. Даже в ночной темноте он без труда отыщет здесь любой предмет, может дойти до двери и ни на что не наткнется.

С лестницы доносятся шаркающие шаги Гулати, и его охватывает беспокойство. Тихим голосом он зовет Нирмалу. Когда она ложится, кладет руку ей на грудь.

Он чувствует, как мерно колышется ее грудь. Как хочет он, чтобы и прикосновение тела