Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Они напишут книги. Чванство, показной престиж, высокомерие будут ненавистны им, идущим путем просвещения и культуры…

Хозяин бакалейной лавки не знал, о чем размечтался Чунну. Он знал одно: красная цена этой макулатуре — шесть ан за фунт. Когда Чуннилал нащупал в своей руке пятнадцать ан, он несказанно обрадовался и, не теряя времени, пошел в ближайшую чайную за молоком.

Приближаясь к дому, он услышал крики. Плакали дети. Его старая мать всхлипывала, содрогаясь всем телом, в ее глубоких морщинах застряли слезинки. Лицо отца было ужасно, не лицо — разверстая могила. Отец лил на пол воду — ведро за ведром. В луже воды, распластавшись, лежала жена Чунну. На теле вздулись волдыри, словно земля вспучилась. Дети орали что есть силы, их крики, казалось, пронзали крышу и вырывались на улицу. Но во всем этом шуме чего-то не хватало — голоса жены.

Безучастная ко всему, она лежала на полу. Ее лицо, сердитое и нелюдимое, смягчилось, стало округлым и спокойным. В открытых глазах блуждали неясные мысли. Старики — мать и отец — чувствовали себя виноватыми: как это они не уследили, теперь их Чунну совсем обнищает.

Они всегда выглядели жалкими и заискивающими, но случившееся несчастье их вконец подкосило.

Между тем Чунну чувствовал: виноват он. Подошел к жене, приподнял ей голову. Жена пришла в себя, попыталась встать, рассеянно посмотрела в сторону — туда, где толпились дети.

И внезапно Чуннилал понял, что его уединению, его отрешенности пришел конец. Теперь, отбросив прекраснодушие, он не даст жизненным обстоятельствам скрутить его. Теперь он знает, что делать.

«Мазь от ожогов… Доктора… Вайдью[114]», — пронеслось в его голове. «Деньги!» — это слово с раскатистым гулом, словно в пещере, прогрохотало в нем. «Где же помощь?!» — крик, словно бой барабана, сотрясал его сердце.

Он внимательно осмотрел ожоги на спине жены. Их было шесть. Три очаговых, больших, три — маленьких, величиною с монету. «Обойдемся одной мазью, без врача справимся», — подумал он.

Вышел из дома, взял у соседей велосипед и поехал в аптеку.

Пока он отсутствовал, жена не проронила ни слова. У ее ног играл малыш, их последыш, а восьмилетний Бабуа осторожно смазывал ожоги лиловыми чернилами.

Чунну вернулся с мазью, присел возле жены, заглянул ей прямо в глаза, рукою прикоснулся к щеке. Заметил: ее глаза улыбались, губы слегка дрожали. Он вздохнул, — до чего же горька его доля! Ему представилось: все окружающие его — герои какого-то романа, созданные писательской фантазией, все они и близки ему, и в то же время невероятно от него далеки. Вот они, рядом, дорогие, замечательные, роднее не бывает, и все же — зыбкие тени, не более.

Чуннилал обнял жену. Ее губы тихо прошептали что-то. Он вслушался: «Не уходи больше, не оставляй меня одну». Голос жены был слабым, еле слышным, как будто доносился откуда-то издалека, из другого мира, из таких далей, что и сказать невозможно. Вот почему этот голос брал за душу, томил и услаждал.

Чуннилал устроил жену поудобнее, подложил ей под голову подушку.

Взволнованный, он открыл на кухне окно. Но то, что он увидел, были не деревья, не пруд, не горы — громоздились друг на друга города и деревни, улицы и переулки, из их недр слышался, перекатывался эхом голос жены: «Не уходи больше, не оставляй меня одну!»

Он налил в чашку чая и хотел было напоить жену, но увидел, что глаза ее закрыты, она спит. Чуннилал не стал ее будить, умилился ребенку: трехлетний малыш, играя складками ее сари, достал откуда-то шоколадные крошки. Восьмилетний сын заторопился было в школу, но вспомнил, что в доме несчастье, и стал перебирать чечевицу. Его руки были в лиловых чернильных пятнах.

Чуннилал растрогался. Любовь переполняла его.

Весь дом предстал перед его взором. Это были его мир, его жизнь.

Он не будил жену. Вышел на цыпочках из кухни, принес отцу чай. И вдруг ужаснулся: он забыл смазать ожоги. Как же это могло случиться?

Из кухни появился Бабуа:

— Мама чай просит.

От сердца отлегло. Он подсел к жене с чашкой чая.

Дети увидели, что на пороге стоит их сгорбленный старенький дедушка и протягивает отцу дрожащей рукой мазь от ожогов.

Перевод с хинди А. Бархударова и А. Сенкевича.

Разипурам Кришнасвами Нарайан

НАХОДКА

Рассказ

Разипурам Кришнасвами Нарайан (род. в 1906 г.) — старейший прозаик, пишет на английском языке. Автор ряда романов — «Свами и его друзья» (1935), «Бакалавр искусств» (1938), «Учитель английской словесности» (1945), «В ожидании Махатмы» (1955) и других, сборников рассказов, эссе и статей. Р.-К. Нарайан является лауреатом крупнейших литературных премии Индии. На русский язык переведены его романы «Гид» (в русском переводе «Святой Раджу»), «Людоед в Мальгуди», «Продавец сладостей», автобиография «Мои дни», книга индийских мифов «Боги, демоны и другие», а также ряд эссе и рассказов.

Работал я как-то — сказал мой разговорчивый попутчик — с одним археологом. Скитался по всей стране — тут что-нибудь изучу, там исследую, а то и в земле пороюсь. Чрезвычайно интересная профессия, хоть циники и называют нас порой гробокопателями. Работа моя нравилась мне очень. Начальником у меня был известный археолог, доктор всяких там наук. Человек высшего порядка, живший вне времени и пространства, весь погруженный в исследование седой старины; его не интересовала ни пища, ни крыша над головой, ни деньги, — только бы ему не мешали разглядывать какую-нибудь старую монету или обломок от чьей-то погребальной урны. Не было в Индии такого штата, в котором он не рыл бы землю. И каждый раз вытаскивал на свет божий что-нибудь важное для истории, проливал, так сказать, свет на жизнь народов отдаленных эпох. Его монографии, описывающие эти раскопки, занимают по несколько полок во всех крупных библиотеках. И вот как-то (бывает же такая удача!) его вдруг осенило, что в окрестностях Мальгуди можно покопать. Не берусь вам объяснить, с чего он это взял, но только эта мысль прочно засела у него в голове. Мне передали, что сей знаменитый муж устроился в старом бунгало и ищет помощника. И часа не прошло, как я предстал перед ним. Он сидел на полу и изучал какую-то странную коллекцию, разложенную прямо перед ним, — горшки и бусы, монеты, не имеющие никакой ценности, и пальмовые листья, все старое-престарое, того и гляди, рассыплется в прах. Рядом с ним стоял микроскоп, — он рассматривал в него эти предметы и что-то записывал.

— Что ты знаешь об археологических факторах этого района? — спросил он меня.