Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

На этом крестьянин закончил свой рассказ.

Я не сразу пришел в себя. Наконец я спросил:

— А разве вам не пришлось выудить стража и показать его судье?

— Мы не могли этого сделать. Наш пропойца отказался сообщить, куда он его бросил. Я только сейчас узнал, где его надо было искать.

В Мадрас я вернулся другим человеком. В тот день профессор как раз был там проездом. Я все рассказал ему. Он пришел в бешенство.

— Весь мир назовет нас болванами! — кричал он.

Мне нечего было ему возразить.

— Мне очень жаль, господин, — пробормотал я.

Он указал на груду рукописей на столе и заорал:

— Сейчас же брось всю эту чепуху в огонь, пока нас не объявили безумцами…

Я швырнул бумаги на пол и поднес к ним спичку. С минуту мы мрачно смотрели, как бушует огонь, а потом он спросил, указывая на изваяние:

— А с ним ты что сделаешь?

— Не знаю, — отвечал я.

— Брось его в воду! Ведь это ты вытащил его из реки! Какая глупость! — бушевал он.

Никогда раньше не видел я его в таком гневе. Я завернул стража в оберточную бумагу, отнес к морю и швырнул далеко в воду. Надеюсь, что он и по сей день лежит себе на дне Бенгальского залива. Только как бы — упаси бог! — его не проглотила какая-нибудь крупная рыба и не очутился бы он снова на столе у какого-нибудь ученого!

Спустя несколько дней в газетах появилось краткое сообщение:

«Уничтожена рукопись, над которой трудились профессор и его ассистент. Связанные с ней исследования отложены».

Профессор выдал мне двухмесячное жалованье и распрощался со мной навсегда.

Перевод с английского Н. Демуровой.

Амрита Притам

ЕДИНСТВЕННАЯ ПИАЛА

Рассказ

Амрита Притам (род. в 1919 г.) — панджабская поэтесса, новеллистка, романистка. Родилась в Лахоре в семье ученого-историка и поэта. В 1936 г. вышел первый сборник стихов Амриты Притам «Волны амриты». В 1955 г. за сборник стихов «Вести» ей была присуждена премия Сахитья акадами. Амрита Притам является активным деятелем Ассоциации панджабских литераторов, сотрудничает в литературно-художественном журнале «Арси», издающемся в Дели.

Рассказы Амриты Притам переводились на русский язык.

Я написала этот рассказ об известном художнике Сумеше Нанде в прошлом году, когда в Дели открылась выставка его работ. Всю неделю в газетах то и дело мелькали статьи о творчестве этого художника, написанные специалистами-искусствоведами. Я не могу причислить себя к разряду знатоков искусства, потому что разбираюсь в живописи ровно в той мере, в какой это доступно человеку, восприимчивому к искусству, хотя и не сведущему в нем.

Я бродила по залу, рассматривая экспозицию, многие из выставленных работ мне нравились, однако две из них произвели на меня особое впечатление. Под одной стояла надпись: «Верхушка чайного куста», под другой — «Единственная пиала».

На первой были изображены сборщицы чая на плантации высоко в горах. Сам художник давал такое объяснение своей картине:

— На верхушке чайного куста растут самые мелкие и нежные листочки. Ниже — листья покрупнее, и мы обычно пьем чай, приготовленный из этих листьев. А из верхних изготовляются самые дорогие сорта чая, по шестьдесят рупий за фунт. И это не удивительно. Подсчитайте-ка, много ли таких листочков можно собрать даже с целой чайной плантации?

Лицо молодой сборщицы чая на переднем плане было открыто зрителю лишь наполовину, но даже по профилю можно было судить о том, как она красива. На ум невольно приходило сравнение с чайным кустом: стоящая впереди девушка нежна, как его блестящие верхние листочки, а все другие сборщицы походят скорее на нижние листья, те, что погрубее. Но я ничего не сказала художнику о пришедшем мне в голову сравнении.

Приходилось ли вам слышать выражение: «Говорящий портрет»? Так вот, стоило взглянуть на девушку-горянку на второй картине Сумеша Нанды, чтобы признать справедливость этой фразы. Мне не случалось видеть в своей жизни ничего прекраснее. Художник не сказал об этой картине ни слова. Я же лишь заметила:

— Ваша «Пиала» так прекрасна, что не хватит жизни налюбоваться ею вдосталь.

Художник пристально посмотрел на меня. Ему было около шестидесяти лет. Не знаю отчего, но вдруг глаза его по-юношески засверкали.

— Такую трактовку я слышу впервые. Именно эту мысль я хотел выразить, когда писал свою картину. Даже мои друзья не поняли этого и подшучивали надо мной, — мол, Сумеш собирается осушить пиалу одним глотком, такая жажда его мучит… Да, вы угадали, действительно, мне не хватит жизни, чтобы насытиться этой красотой…

Было для меня в этой картине что-то до того притягательное, что я трижды приходила на выставку. И всякий раз я глаз не могла оторвать от женщины, изображенной на картине «Единственная пиала».

Во время моей первой встречи с Сумешем Нандой я непроизвольно и откровенно выразила свое впечатление. Я не претендовала на серьезный анализ мастерства художника. Но, очевидно, слова мои запали ему в душу, потому что в следующий раз он подошел ко мне и сказал:

— Мне хочется рассказать вам историю этой картины. Лет тридцать тому назад я изучал искусство Кангры[116] и жил в маленькой горной деревушке, неподалеку от чайной плантации Палампура. Картину я написал тогда же. Присмотритесь внимательно: девушка на переднем плане — она стоит к вам спиной — и есть та самая, которую я написал потом отдельно и назвал «Единственная пиала».

— О, я этого действительно в первый раз не заметила, только подумала, что если всех сборщиц уподобить нижним листьям чайного куста, то эту можно сравнить с нежным маленьким листиком на его верхушке.

В глазах старого художника вновь вспыхнул свет.

— Теперь я вижу, — сказал он, — что вы заслуживаете того, чтобы я рассказал вам подробнее историю этих картин. Вы первая, с кем я делюсь своей тайной…

Я звал эту девушку Туни, что на местном наречии означает «волшебница». Подлинного ее имени я не знал и не пытался выяснить. Это она объяснила мне, чем верхние листики на чайном кусте отличаются от всех остальных. Помню, я сказал тогда: «Ты тоже вовсе не похожа на своих сверстниц. Ты — словно листик на верхушке куста, тонкий и нежный. Кто же выпьет пиалу с таким дивным чаем?»

Была пора дождей. Вода в канале вышла из берегов и затопила дорогу, соединявшую эту деревню с соседними. Через три дня вода схлынула. Я стоял по одну сторону, Туни —