Том 1. На рыбачьей тропе ; Снега над Россией ; Смотри и радуйся… ; В ожидании праздника ; Гармония стиля - Евгений Иванович Носов

Времени для передышек не было, и я с тревогой поглядывал на солнце. Это самое солнце беспокоило меня больше всего. От него во многом зависело, какой быть полосе — со снимками или без них. Если приду вечером, то полоса будет слепой. А это нежелательно, это просто плохо, когда на газетной странице один только текст.

Наконец внизу, в широкой долине, открылось долгожданное село. Я наддал палками и помчался вниз, вихря за собой легкий морозный снег.

До заката солнца оставалось примерно около часа. Первым делом я попытался сделать снимки. Снял панораму села для заголовка, заглянул на колхозный двор. Мне повезло. Здесь вовсю кипела работа. Стучали молотки в кузнице, в амбарах пролопачивали семена. Колхоз, несмотря на метели, готовился к севу. Щелкал все, что видел, — потом, думаю, отберу. Наконец багровый шар светила спрятался за косогор, и село окуталось синевой сумерек.

Пошел в правление. Здесь как раз собиралась вечерняя планерка звеньевых, бригадиров. Многие из них были комсомольцами. Разговор был очень важный, интересный, и я, присев в уголке, со вниманием слушал, набирался впечатлений. После совещания, которое закончилось поздно вечером, попросил нескольких молодых парней остаться, чтобы написать с ними нужные мне материалы.

Наконец все было сделано. Я был по-настоящему счастлив. Теперь-то полоса у меня в кармане! Теперь-то все в порядке!

Разошлись часу в двенадцатом ночи. Комсорг предложил идти ночевать к нему.

Я устал, хотелось спать, но ночевать наотрез отказался. А если дороги не расчистят?

И я попрощался, стал на лыжи и пошел из села. Собственно, не пошел, а с трудом поволочил ноги. Да к тому же надо было взбираться на гору.

Шел всю ночь. Встречный морозный ветер жег лицо, руки. Чтобы сокращать путь, пытался не обходить овраги, а пересекать по прямой. Раза два срывался и летел куда-то в снежной кутерьме. Потом искал лыжи, шапку, вытряхивал из-за шиворота снег.

В Рыльск пришел на восходе солнца, неся лыжи на плече: потерял один ножной ремень. Завернул в безлюдный еще райком комсомола, бросил лыжи в угол, побежал на автостанцию. Автобус урчал, готовый отправиться. Только во Льгове, ожидая поезд, вспомнил, что у меня за пазухой колбаса с булкой, которые я проносил почти сутки. Съел и выпил подряд девять стаканов чаю! Такая одолела жажда. Потом завалился на полку вагона и проспал как убитый до самого Курска. Приехал домой в семь вечера. Всю ночь готовил полосу: проявлял пленку, печатал фотографии, обрабатывал выступления комсомольцев-колхозников. А утром материалы и снимки уже лежали на столе редактора.

Я рассказал это не в свою похвальбу. Другие товарищи по газете, возможно, тоже могли бы припомнить подобные случаи. А то и поинтереснее. Я руководствовался главным образом той мыслью, чтобы показать нашим читателям, как порой добываются те строчки, которые предстают перед ними каждое утро на страницах свежей газеты, еще пахнущей типографской краской. Не знаю, как другим, а нам, газетчикам, очень приятен запах этой самой краски.

1969

Гармония стиля

— Евгений Иванович, в издательстве «Советская Россия» у вас вышла новая книга «За долами, за лесами». Как она рождалась?

— Книга сеялась, сеялась и вывеялась… Она сложилась из рассказов, тщательно отобранных. Рассказ удачным получается тогда, когда писатель как можно меньше выдумывает Рассказ — это что увидено, пережито. С одного погляда он не получится.

— Что вы скажете о рассказе как жанре литературы?

— В рассказе, как в любом жанре искусства, неизбежна специализация. Ни один художник не может написать рассказ обо всем: вчера — о рабочих, сегодня — фантастическое, завтра — о колониальной политике. Он, конечно, может это сделать, но успех придет только тогда, когда напишет о том, что хорошо знает.

Специализация неизбежна. Она имеет свой резон — дает возможность литературе выиграть во времени, в решении тем: что мне ехать в деревню, если я там живу; или зачем мне ехать в Магнитогорск, если я там не живу. Специализация ускоряет процесс познания жизни. Знание темы — очень важно: если знаешь и любишь народ, нужно знать и «болезни» его.

У меня четыре книги не были специализированы, я их считаю расплывчатыми, неконкретными. И они никого не трогали. Стоило написать только два рассказа, социально звучащих, — и все журналы откликнулись. Это говорит о том, что когда пишешь вообще, никого не задевает. По-моему, такое было и с другими писателями. Жизнь заставляет отбрасывать побочные темы, брать главные, которые составляют основу творчества.

— Что приводит вас к мысли написать рассказ, как вы всматриваетесь в жизнь?

— Вещь непременно должна быть продуманной.

Рассказ может быть написан сразу, по непосредственным впечатлениям, и написан по старым впечатлениям, отложившимся в складках памяти. Правил о том, как рождается рассказ, не существует. Как-то написал я рядовой рассказ — «На рассвете» — традиционный по замыслу: как предполагает начать свою работу человек, выбранный председателем. В разговоре председателя и матери речь идет о несоответствии жизни в городе и в деревне. Если в городе ботинки стоят два рубля двадцать копеек, то в деревне — три рубля.

Сейчас правительство уравняло цену, а раньше было так, хотя непонятно почему.

Мать рассказывает, как одна женщина выложила две пачки сотенными за одну шубу. Для нее это удивительно: на такую сумму она могла бы купить корову или дом… То, как была куплена шуба, — тема нового рассказа. Зарождение новой темы — как ветка, на которой три почки: одна засохла, другая, а из третьей развились листочки…

В рассказе »На рассвете» большое место отведено разговорам, это опасно: можно впасть в болтовню. Так случилось с моей повестью «Затмение луны». Первая часть, я считаю, получилась — в ней мало болтовни: вторая часть — слабее. Мы почему-то считаем, что искусство должно поучать слушателя, читателя. Это исходит из нашего желания получить поскорее результат от воспитания. Но мы забываем, что назидание надоедает. «Шуба» — рассказ, как мне думается, удачный именно потому, что в нем нет назидания.

— Как, на ваш взгляд, формируется внутренний мир писателя?

— Опыт писателя, его внутренний мир формируется из частного опыта. Важно, как он провел детство. Детство занимает непременное и важное место и в творчестве. Это — первооснова формирования мировоззрения. Дальше — от обстоятельств: куда повлечет тебя жизнь.

У меня все это происходило довольно своеобразно. По природе я — романтик. У меня были игры, которые сам придумывал. Было увлечение кораблями. Были Майн Рид, Жюль Верн. Была потребность