Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

тому назад, возле баньяна, раскинувшегося напротив дома Поддо, остановилась какая-то незнакомая женщина и со стоном присела у его подножья. Женщина была на сносях. В другое время такое событие не осталось бы незамеченным, но в ту тяжелую пору никто, кроме Поддо, не пришел к ней на помощь. Кто была эта несчастная и откуда родом — узнать так и не удалось. После внезапных родов она тут же скончалась. Сельчане не давали себе труда задумываться, скольких сил, забот и тревог стоило тетушке вырастить грудного малыша, зато при случае все осуждали Поддо. Такого золотого мальчика-де заморила. Как ни поворачивай, а дитя-то не родное.

Накормив Мону, Поддо вытерла ему полотенцем рот и подала корзину. Мону накинул на себя полотенце так, чтобы прикрыть им прорехи на рубашке, взвалил корзину на плечо и нехотя вышел на веранду. Здесь его догнала Поддо и сказала, сунув в кармашек банан:

— Приходи пораньше, не задерживайся.

— Ладно, — буркнул он в ответ.

Тяжелые, будто свинцом налитые, веки слипались, но Мону пересилил себя и медленно побрел вперед. Вот он спустился с пригорка и подошел к канаве близ железнодорожного полотна. Канаву можно было бы перейти вброд, даже не замочив одежды, но в ней водились змеи, которых мог бы привлечь запах человеческого тела, поэтому Мону прошел через нее по шатким бамбуковым мосткам.

В предрассветных сумерках станционные огни казались глазами некоего чудища. Большинство пассажиров спали на бетонных скамьях, по платформе двигались лишь отдельные фигуры. Паровоз все еще набирал воду. Мону остановился около стрелки. Отсюда начиналась боковая ветка, которая тянулась вправо, к расположенной в низине деревне. Никого из его приятелей не было видно. Стало быть, он первый? Почему же задержалась Шонабхан? Обычно она приходит ни свет ни заря и, когда появляются остальные, ее корзина уже наполовину полна. Шонабхан всего одиннадцатый год, но ума и проворства ей не занимать. Никто не может тягаться с нею. Уголь собирают многие, но прибыльно сбыть его удается немногим. Хозяева харчевен и ресторанов — люди прижимистые: за полную корзину угля больше пяти-шести ан ни за что не дадут. И то если сразу несколько ребят придут, а одному и того не заплатят. Ни стыда, ни совести. Но Шонабхан сама кого хочешь проведет. Ухитряется вместо шести ан взять все восемь, а то и девять. Девочка она милая, симпатичная, и язык хорошо подвешен. Так сыплет шуточками-прибауточками, что хозяин только за живот хватается. Развеселится — глядишь, и отвалит на три аны больше, чем другим. И все-таки живется Шонабхан несладко. Девочке приходится самой содержать семью, а это дело нелегкое.

Мону стоял в задумчивости, с корзиной на плече, и не заметил даже, как тронулся поезд. Услышав над головой громкий гудок, мальчик вздрогнул и невольно отпрянул. Как только паровоз прошел, Мону повязал полотенце вокруг пояса и спустился в яму возле линии. Яма эта, куда сбрасывали горячий шлак, была длиною локтей в десять и шириною в два локтя. В ней стоял удушливый дым. Мону замахал руками, стараясь разогнать дым, но это ему не удалось, лишь сильнее запершило в горле да заболела грудь. Вдобавок шлак обжигал ступни ног. Раньше Мону приходил сюда в парусиновых тапочках, но тапочки истрепались так сильно, что их пришлось выбросить. Мону набрал в грудь побольше воздуха, закусив губу, пригнулся и, задержав дыхание, стал наполнять корзину кусками несгоревшего антрацита. Работать было тяжело, и Мону выпрямился, чтобы отдышаться как следует.

Невдалеке под чьими-то ногами заскрипела щебенка. Знакомые шаги. Наконец-то пришла Шонабхан. Почему она так поздно? Послышался натужный кашель. Кто это? Должно быть, Рупобхан, младшая сестренка Шонабхан. Заболела, что ли?

Мону хотел было выпрямиться, но, сообразив, что тогда его сразу заметят, пригнулся еще ниже.

— Смотри, Рупи, — зазвенел голосок Шонабхан, — не зли меня больше, а то я с тобой живо разделаюсь. Подумаешь, какая неженка! Не ты первая хвораешь.

Шонабхан взяла сестренку за обе руки и осторожно опустила в яму, затем спрыгнула с корзиной сама.

— Ой, кто здесь? — вскрикнула она.

— Я, — ответил, приподнимаясь, Мону.

— Ты-ы? — обиженно протянула Шонабхан. — Но ты же обещал не приходить раньше меня.

— Меня тетка послала.

— А ты что, не мог подождать наверху? — Шонабхан заглянула в корзину Мону. — Весь уголь забрал.

— Так уж и весь. Скажешь тоже! — оправдывался Мону. — Пошарь хорошенько, еще на целых шесть корзин наберется.

Шонабхан молчала. Мону понял, что она сильно обиделась. Вообще-то обижаться не на что, но Шонабхан обиделась — и баста. Еще никто ни разу не опережал ее. А Мону к тому же обещал подождать ее, если когда-нибудь придет первый. «Каждый заботится только о своей шкуре. И этот Мону тоже, — сердито думала Шонабхан. — Иначе не полез бы в яму первый». Обида ее не проходила, и в конце концов Шонабхан выместила злобу на сестренке.

— Ну, чего расселась? — крикнула она, толкнув Рупобхан в спину.

Рупобхан была совсем больна. Ее знобило, и она сидела, съежившись и укутавшись в накидку.

Через полчаса, когда уже совсем посветлело, явилась почти вся ватага. Ребята принялись за дело, каждый старался наполнить корзину быстрее других. Мону искоса поглядывал на Шонабхан. Сначала ее мрачное настроение только забавляло Мону, но, увидя, что она не обращает на него никакого внимания, он и сам помрачнел. Разумеется, он не подал и виду, что его задевает ее пренебрежение. Ну, дуется и дуется, ему-то какое дело.

Рупобхан надрывно кашляла. На ее щеках заметны были следы слез. Она горько рыдала, когда сестра вытаскивала ее из-под одеяла. Но Шонабхан не смилостивилась над ней. Есть-то ведь все равно надо! К тому же она по себе знала, что главное при болезни — не расслабляться. Стиснуть зубы и, превозмогая боль, ломоту и слабость, работать, работать, работать, и хворь пройдет.

Работа кипела. В неярком еще утреннем свете виднелись несколько склоненных голов со всклокоченными волосами да руки, проворно сновавшие в поисках несгоревших кусков антрацита.

Чуть погодя Рупобхан снова закашлялась, на этот раз гораздо сильнее, чем прежде. Глаза ее налились кровью, лицо от натуги покраснело, дыхание стало судорожным. Вконец обессилев, она повалилась на бок.

— Рупобхан упала! — крикнул мальчик по кличке «Косой», рывшийся у другого конца ямы. — Ой, у нее глаза закатились.

Мону вскочил и бросился на помощь, но когда он наконец протиснулся к больной, Шонабхан уже держала ее на коленях.

— Принести воды? — громко крикнул Мону. — У нее голова закружилась, нужно водой побрызгать.

Шонабхан ничего не ответила.

— Помоги ее вытащить, — попросила она Косого.

Они подхватили вдвоем Рупобхан и вынесли на мощеную площадку около полотна. Мону смотрел